В настоящее время ученые сходятся во мнении, что ротовые объекты – не что иное, как элементы языка мертвых. Но остаются вопросы. Являются ли они трехмерным эквивалентом логограмм, в которых элементы репрезентации представлены в радикально упрощенной форме – наподобие японской азбуки кандзи? Состоят ли они из алфавитных элементов, сплавленных в трехмерный сгусток? Или, подобно объектам, которыми обменивались ученые профессора Большой Академии в Лагадо, обозначают лишь самое себя? В последнем случае перед нами стоит задача не определить их смысл, а понять, что же они такое. (Задача не из легких!)

Существует также вероятность, что форма объекта по пути в наш мир претерпевает изменения, и мы видим объект совсем не таким, каким он являлся изначально. Что если слово, некогда легкое, как перышко, проходя через различные слои края мертвых, искажается, подобно сигналу, и наращивает массу? Возможно, происходит нечто вроде эффекта Доплера, и положение слова на спектре вещественности меняется в зависимости от того, какое расстояние им пройдено.

Рис. XX. «…положение слова на спектре вещественности…»

Может быть и так, что эти объекты – своего рода упрощенный вариант языка, пиджин; слова, намеренно и неуклюже наделенные материальными свойствами с целью стать более понятными в мире, где ценится материальное. В таком случае свою функцию они не выполнили, хотя некоторые ученики признавались, что отдельные объекты стали для них обозначением новых чувств и мыслей, прежде не имевших словесного аналога.

Рис. XXI. «…выкашливать, выплевывать или находить на подушке с утра некие предметы…»

Однако целостного понимания этого языка по-прежнему не существует. Ученые ведут учет новых слов по мере их появления, надеясь выявить закономерность, которая позволила бы жи-вым приблизиться к пониманию языка мертвых. Сотрудники Специальной школы Сибиллы Джойнс для детей, говорящих с призраками, призывают всех танатоматиков и увлеченных любителей присоединиться к непрекращающемуся проекту по переводу данных посланий на английский язык. У кого-то, возможно, возникнет желание заняться поиском соответствия между ротовыми объектами и материальными объектами нашего мира. Мы также приветствуем любые начинания по переводу языков живых в форму материальных предметов. Возможно, с помощью предметов мы сможем ответить на эти странные послания от «покойных покойников», научившись их языку.

На этот счет основательница была настроена весьма оптимистично. «Возможно, мы уже говорим на этом языке, – писала она, – хоть и не ртом». Ведь мы сами тоже являемся материальными объектами, внутри которых временно обитают невнятные голоса. Как умелые бальзамировщики, мы приводим в порядок свой труп, румяним щеки, красим губы помадой. Мы выглядим живыми, но это лишь временно.

Рассудив, что предметы могут общаться с нами посредством не только своей формы, но и физических свойств, основательница провела с ними множество экспериментов: погружала их в воду и дистиллированный спирт, нагревала и охлаждала, натирала шерстью и пыталась разбить молотком. Одно слово дали понюхать терьеру, который тут же помочился; другое показали младенцу, и тот отпрянул. В ходе другого эксперимента объект высушили на воздухе до отвердения, измельчили в порошок и смешали с чернилами. На поверхности чернил образовалась жирная эластичная пленка, которую не сразу удалось проткнуть пером. Попадая на бумагу, чернила собирались в шарики; когда лист бумаги поднимали, целые слова скатывались вниз, и на их месте в тексте образовывались пустоты. (Возможно, это совпадение, но пустоты возникали именно в тех местах, где прежде находились местоименные формы и имена собственные.)

Отчет основательницы об одном из первых экспериментов с ротовыми объектами стоит привести без сокращений; им мы и завершим данную главу. «Вечером я провела эксперимент с одним из слов, хотя сама мысль о его уничтожении была равноценна мысли о том, чтобы отрезать себе язык. Чистым и очень острым ножом я разрезала объект сперва вдоль, затем поперек. Разрезая липнущую к ножу субстанцию, я морщилась от отвращения. Приходилось действовать очень медленно, чтобы, разрезая слово на куски, не исказить его. В срезе обнаружились крошечные папиллярные линии и линии разлома белее остального сгустка и более непрозрачные, наподобие воска, помещенного под пресс. Один кусок слова я взяла щипцами и нагрела на медленном огне. Этот эксперимент привел меня в крайнее расстройство. Я с интересом заметила, как увеличилось слюноотделение и мой рот наполнился сладковатой жидкостью. Было бы любопытно попытаться определить, является ли подобная реакция характерной для всех наблюдателей. Пламя охватило слово целиком; оно вспыхнуло с легким щелчком. Пламя оставалось ярким и ровным. Сгусток съежился, не пузырясь и не шипя. Этот эксперимент привел меня к выводу, что субстанция, из которой он состоит, плотная и чистая. Горение объекта напоминало горение свечи из чистейшего воска, но слово пылало ярче.

Съеживаясь, объект несколько раз обернулся вокруг своей оси и затрясся в конвульсиях, слишком быстрых, чтобы их уловил человеческий глаз, но странных и тревожащих. Мне показалось, что он несколько раз поменял форму, обернувшись чем-то не просто узнаваемым, а даже имеющим для меня личное значение, хотя из-за скорости трансформации я едва успевала разглядеть, что именно передо мной. Позже я попыталась зарисовать промежуточные состояния объекта, но это оказалось невозможным.

Сгусток сгорел очень быстро, и слово исчезло. При этом оно издало звук, который трудно описать. Это была фраза, произнесенная либо на высоких частотах, либо очень быстро. В ней содержалось множество звуков, но понадобилась всего доля секунды, чтобы ее произнести.

Случись мне снова услышать этот звук, я поняла бы все, что ныне от меня сокрыто. Но я пришла к выводу, что не стоит пытаться насильно преобразовать мертвую материю в смысл. Когда я сама стану мертвой материей, то начну говорить на языке объектов. Тогда наконец я пойму, о чем всю мою жизнь пытался сообщить мне мир».

Глубокоуважаемый мистер Эдгар Аллан По!

В «Чизхиллской газете» опубликовано клеветническое письмо некоего «ученика местного образовательного учреждения», в котором утверждается, что на кухне у меня рыщут крысы, а в башне живут летучие мыши. Я непременно найду автора письма, и он будет наказан, но читая его донос, я испытала ностальгические чувства. Я и сама когда-то посылала в редакцию газеты лживые порочащие письма. Но что это за звук?