Ник встал, и в его взгляде я не заметила ни малейшего признака каких-либо эмоций.

– Мы можем продолжать препираться. Но тогда вы опоздаете на самолет.

Мы уехали с буровой площадки во второй половине дня. Несмотря на произошедшее, Ник по-прежнему отчаянно желал привезти меня на Джербу вовремя, чтобы я успела на рейс до Лондона, и ради этого готов был ехать на машине всю ночь.

Я сидела рядом с ним в машине, слишком измученная, чтобы ощущать что-либо, кроме блаженного отупения, а Ник барабанил пальцами по рулю, наконец он сказал:

– Я подумал, вам, может быть, захочется узнать, что взрывы устроила группа защитников окружающей среды… Они прислали факс как раз перед тем, как мы выехали. Ну, обычная антикапиталистическая чушь.

Я уставилась на него. Солнце уже садилось, и лицо Ника – впрочем, кажется, как всегда – скрывалось в тени.

– Весьма убедительно, – откликнулась я, удивленная собственным сарказмом. – Это все объясняет.

Ник покосился на меня:

– Вы в это не верите?

– А вы ждали, что я поверю? Вы ведь и сами не верите, разве не так?

Ник передернул плечами:

– Я не знаю. По мне, так все это несколько бессмысленно. Я надеялся, что для вас это не так.

– Хм, давайте подумаем. – Я откинулась на спинку сиденья, довольная тем, что Ник изъявил готовность обсудить инцидент, едва не убивший нас обоих. – Представьте, что вы тащитесь через весь Алжир, чтобы устроить акцию протеста на буровой площадке, но вместо того, чтобы, например, приковать себя цепями к оборудованию или развесить на трейлерах свои плакаты, вы прокрадываетесь в тоннель, кишащий неведомыми тварями, чтобы взорвать объект мирового наследия. Нет, я не вижу в этом никакого смысла. Кто бы ни прислал вам тот факс, он просто пытается замаскировать истинное положение дел.

Ник какое-то время колебался.

– Ладно, но в чем тогда правда?

Я посмотрела на однообразный, за исключением пяти одиноких пальм, сгрудившихся на горизонте, пейзаж за окном.

– Хороший вопрос. Полагаю, с уверенностью мы можем сказать только одно: тот, кто все это организовал, не друг никому из нас. В конце концов, друзья не позволяют своим друзьям взрывать подземные храмы. Так?

– Наверное, – откликнулся Ник не слишком уверенным тоном.

– И пока мы еще вместе работаем… – Я сняла ботинки и забросила ноги в носках на приборную панель. – Мне по-прежнему хочется услышать, почему никакой другой филолог не удостоился чести едва не взорваться? Почему мистер Людвиг приехал именно за мной? Видит бог, вам совсем не хотелось пускать меня в тот храм. А все его разговоры об амазонках… Где он этого нахватался?

Ник неловко поерзал на месте.

– Ну, Джон немного шутник…

– Вы, наверное, хотите сказать «шут»? – поправила я его, полная решимости не дать увести себя в сторону. – У шута всегда только одна цель: развеселить своего короля. Так вы уж скажите мне, коли вы с ним принадлежите к одному двору, почему это ваш могущественный король велел своему шуту заманить меня разговорами об амазонках?

Ник ответил не сразу, и я пнула его левой ногой. В конце концов, через несколько часов нам предстояло расстаться навсегда, и я знала, что, если хочу разгадать загадку своего путешествия, это мой последний шанс.

– Ну же! – произнесла я как можно дружелюбнее. – Вы не можете так и оставить меня в неведении!

Ник улыбнулся, хотя и довольно мрачно:

– Вы полагаете, что могущественный король открывает свои замыслы мелким рыцарям. Ну, это не так.

– Тогда почему бы вам не взять свой рыцарский телефон и не позвонить какому-нибудь герцогу или принцу, которому все известно?

– Сегодня воскресенье. Офис закрыт. – Ник покосился на меня. – А кстати, почему вас так интересуют амазонки? И разве вам недостаточно того, что вы оказались единственным филологом в мире, которому удалось увидеть и расшифровать неизвестное доселе письмо?

– Которое теперь погребено под десятью миллионами тонн песка.

– Но тем не менее… – Ник оторвал одну руку от руля, чтобы начать загибать пальцы. – У вас есть фотографии. Текст. Перевод. Не говоря уж о десяти тысячах долларов в вашем кармане. Чего еще вы хотите?

Я испустила протяжный вздох, разочарованная тем, что мы пришли к тому, с чего начинали.

– Я хочу объяснений!

Подбородок Ника заметно напрягся.

– Ну, вы не на того нападаете. Я же просто мальчик на побегушках. Я только могу вам сказать, что тот факс от защитников окружающей среды был отправлен из какого-то интернет-кафе в Стамбуле. – Он повернулся в мою сторону, и мне показалось, что я прочла в его взгляде подозрительность. – Вам что-нибудь известно о Григории Резнике?

Я была так изумлена его вопросом, что расхохоталась.

– О коллекционере Резнике? Не слишком много. – Я помолчала, чтобы вспомнить то, что мне было известно. – Один или два раза я писала ему, прося разрешения увидеть древний манускрипт, который он приобрел в прошлом году, – «История амазонок». Но он мне так и не ответил.

Ник нахмурился:

– Так всегда и бывает, когда вы говорите с вором о его добыче.

– Что вы имеете в виду?

– Когда Резник начинает охоту за какой-нибудь древностью, – пояснил Ник, снова принимаясь барабанить пальцами по рулю, – это обычно ни к чему хорошему не приводит. Откуда появился этот манускрипт? Кто продал его Резнику?

От вопросов Ника я ощутила неловкость. Моя наставница Катерина Кент сказала мне нечто в том же роде, когда я совершила ошибку, упомянув о своем письме Резнику, но тогда я отмела ее опасения, решив, что они основаны на бездоказательных слухах.

– Ладно, хорошо, – сказала я, уступая общему, судя по всему, мнению. – Пусть этот Резник – фигура немного нестандартная…

– Слишком мягко сказано! – Ник одарил меня весьма неодобрительным взглядом. – Он настоящий мошенник! И не закрывайте на это глаза только потому, что у него случайно оказалось то, что вам интересно.

Мне ужасно хотелось напомнить Нику о том, что сам-то он работает на Фонд Акраб, но решила приберечь эту стрелу в своем колчане.

– Ну, некоторые действительно полагают, что у Резника не очень хорошие отношения с моралью, – сказала я вместо этого. – Я слышала, он в прошлом году потерял сына – тот погиб в автомобильной катастрофе, – и, конечно, почти наверняка это пошатнуло его…

– Вот только не надо употреблять слова «Резник» и «мораль» в одном и том же предложении, – возразил Ник, перебивая меня. – А что касается его сына Алекса, то уж поверьте мне: это сущий дьяволенок. Вам что-нибудь говорит выражение «снафф-видео»? – Видя, что я его поняла, Ник мрачно кивнул. – Этот урод заслужил чего-нибудь похуже, чем погибнуть в какой-то там катастрофе. Хочется верить, что ад действительно существует.