— До чего же сложно, — выдохнув сквозь зубы, совсем не удивилась разыгравшейся мигрени, от которой кровь гудела в ушах, а перед глазами все плыло. Пусть бол была и не сильной, но постоянной и очень раздражающей.

— Ты снова в печали? Я же сказал, со всем разберемся, — Когда подошел лард, я, занятая жалостью к себе, конечно не услышала. Оторвавшись от гладкого конского бока, подняла мутный взгляд на мужчину. Меня начинало страшно бесить его спокойное выражение лица и уверенность в завтрашнем дне. Чувствуя себя сидящей на бочке с фейерверками, какие я когда-то видела на балах в столице, я вдруг почувствовала жгучее желание пристукнуть стоящего напротив мужчину, чем-то тяжелым. Не совсем, а так. Для демонстрации собственного состояния. Видно, что-то эдакое отразилось на моем лице, так как Тазур покачал головой, чуть отступая. — Если ты меня убьешь — легче не станет. Собирайся, возвращаемся в поместье. Хазет, помоги ей сесть в седло. Меня она, боюсь, может укусить.

Едва сдержавшись, чтобы не зарычать, я приняла помощь своего охранника, стараясь не смотреть по сторонам. Наш небольшой отряд из десяти человек прибыл в поместье, когда уже было совсем темно. Лошади безошибочно находили дорогу, но сердце то и дело вздрагивало, реагируя на каждый шорох или черное пятно среди деревьев. Желтые, теплые огни в окнах большого дома, костры, горящие между военных палаток и голоса часовых, которых Тазур с первого дня выставил по периметру. Только они позволили немного расслабиться и спокойно спуститься на землю, а не скатиться в панике под копыта собственной лошади.

Передав поводья Хазету, не оборачиваясь, я быстрее скрылась в кухне, откуда все еще лился свет. Нужно было взять немного успокоительных капель и отправляться в кровать. Такое напряженное состояние могла стать причиной серьезных ошибок с моей стороны.

Тазур.

Анна просто исчезла, стоило остановить коней перед домом. Только была здесь — и уже нет. Я видел, что она сильно устала и раздражена событиями сегодняшнего дня, и, может, даже посочувствовал бы, но это могла нарушить мои планы. А этого допустить никак было не возможно.

Первым делом позаботившись о лошадях, разминая утомленную спину, вошел в кухню, где при уютном свете огня, сидела Ченни. Женщина раскладывала сухие травы, собирая из них определенные композиции. Придвинув стул с другой стороны, чтобы не закрывать свет, оперся локтями о стол, разглядывая как умело действует экономка.

— Вы хотели что-то? — нюхая кривую веточку и откладывая ее в сторону, уточнила женщина. Кажется, ее совсем больше не напрягало мое присутствие в этом доме. Скоро и все остальные привыкнут. Только пара вопросов решить, для закрепления, так сказать. Губы сами собой растянулись в улыбке.

— Да. Дело есть одно к тебе.

— Говорите. Я мысли читать не умею.

— Это было бы слишком, не находишь? Если бы в этом доме кто-то еще и мысли читать умел.

— Может так, а может, и нет. Кто может сказать, — заматывая в чистую тряпицу какой- то готовый сбор, пожала плечами женщина.

— Никто не может этого сказать, — поддакнул я, скалясь. И продолжил, внимательно следя за лицом экономки. — Но меня другое интересует. Скажи мне, Ченни, как узнать, могу ли я стать супругом вашей баронессе.

Нужно отдать должное этой женщине, Ченни почти не вздрогнула. Только руки на мгновение сбились в работе, переломив тонкую сухую веточку. Не знай я всего, не придал бы этому значения.

— Так это и не секрет. Два раза в год обряд проводят у озера. Вот через месяца три, как лето начнется, можно будет ваших воинов и искупать одного за другим, — не поднимая глаз, как ни в чем не бывало, отозвалась женщина.

— Ты меня не поняла, Ченни. Я хочу сегодня, может завтра, знать, подходит ли моя кровь для того, чтобы лечь в одну постель с Анной. Да, милая. Не смотри так. Вы немного заигрались, так что теперь пожинайте плоды. Думаю, для того чтобы меня остановить, нужно нечто большее, чем просто твои слова. И до лета терпеть я не намерен. Так что садись, Ченни, и рассказывай. И не надо больше сказками про лето потчевать. Анну привезли сюда ближе к осени, уже зная, что она подходит. Если способ подошел в тот раз, значит и мне сгодится. Ну, приступай. Дров в поленнице много, можем хоть до утра сидеть.

Утро было каким-то невероятно поздним. Это стало понятно, как только глаза сумели открыться. Все тело ныло, словно остатки простуды еще сидели в мышцах, голова, тяжелым грузом, никак не хотела отрываться от подушки. Вот только яркий, по-весеннему солнечный день за окном оповещал о том, что я проспала все на свете.

С трудом выцарапав себя из-под одеяла, нехотя причесав длинные, требующие мытья, волосы, быстрее оделась и заплелась. Пусть состояние головы уже несколько раздражало, но затевать купание сейчас настроения совсем не было. Может, к вечеру баню натопить? Девчонки мои тоже давно нормально не мылись, так чтоб до скрипа и блеска.

Спустившись в кухню, где призывно пахло едой, почти упала на стул.

— Что, совсем себя загоняли? — Ченни подала кружку с водой, поглядывая с какой-то жалостью.

— Да что-то все из рук валится. Не успеваю я за всем теперь, — как ни тяжело было это признавать, а выполнять свои обязанности с каждым днем у меня, кажется, выходило все хуже.

— Так может вам все же стоит немного помощи попросить? Пришлые, кажется, зла нам не чинят.

— Я и так почти все хозяйственные дела на них скинула, — экономка, поставила передо мной кашу с сушеными ягодами, которую кухарка прятала в глубине печи, ожидая моего пробуждения. От вязкой, тягучей светлой массы пахло маслом, а яркие бусинки ягод были как россыпь драгоценных камней на снегу. — А что с остальным делать — ума не приложу. Еще эти люди… Скажи, зачем кому-то из местных помогать разбойникам? Я кого-то обидела? Кого-то не поддержала в тяжелый момент?

— Кто знает, ваша милость. Люди, они иногда такое делают, что сами потом сказать не могут зачем и почему. Может, не выдержал человек, а может голову ему задурили.

— Но, Ченни. Против своих же, — у меня на самом деле в голове не складывалось, как так может быть. Всю жизнь прожить в соседних домах, каждого по имени знать с рождения, и потом натравить на них рой. Испортить ограду. Выставить манок!

Ягоды застревали в горле. Отодвинув тарелку, устало покачала головой. Никогда не могла представить, что на моих плечах окажется такая неподъемная ноша.

— Нужно нормально кушать, миледи. Иначе ни на что сил не останется, — Ченни с печалью посмотрела на размазанную по тарелке кашу, и положила на стол румяный пирожок.

— Когда пекли? — я не помнила, чтобы на днях месили тесто. По виду выпечка была свежей.

— Ночью. Не спалось что-то, — отводя глаза, пробормотала экономка. Она совсем не часто становилась у огня, но ее выпечку любили все обитатели поместья.

— Ой, перестань, — пытаясь успокоить Ченни, я взяла румяный пирожок, вставая из-за стола, — спекла и спекла. Не сильно много муки ты на них потратила. Иногда можно себе позволить. Девушки где?