«Тимоха? — Мелькнуло в голове. Вот, как, походу, зовут это тело! — Тимоха-Тимоха-Тимоха!» — Мысленно покатал я «на языке» новое имя. Похоже, нужно привыкать, чтобы не попасть впросак! Но на один из вопросов — «кто я?», ответ плучен. Я — Тимоха!

— Тимка, че завис? — Мужичок толкнул меня в бок кулаком. — Опять, что ли, обдолбался какой-нибудь гадостью?

— Не! — Поспешно мотнул я головой, пытаясь заверить неведомого мне знакомца этого тела в обратном. — Все рахманно[5], дядя! Не вмазанный я! Не выспался просто, вот и штырит!

— Странный ты какой-то сегодня… — Пытаясь поймать мои глаза, спрятавшиеся в тени капюшона, произнес мужик. — Точно не на кайфе?

— С какой целью интересуешься, дядя? — по привычке брякнул я, выпадая из образа деревенского торчка.

— Какой я тебе, нахрен, дядя? — Неожиданно окрысился мужик. — Все мозги себе, нахрен, окончательно просрал?

— А кто ты? — Усмехнулся я в ответ — порошок, походу, слегка отключал критическое мышление. — Не тетя же?

— Мля! Обдолбанный все-таки! — выругался мужичок, нервно сплюнув на землю. — Лечить тебя надо! В ОНД[6]! Под замок! Я ж тебя вот таким на руках держал… Да мы с Вальком, отцом твоим — не разлей вода! Уж сколько лет…

— Ладно-ладно! — Я примирительно выставил перед собой руки. — Пошутил я… — Появилось у меня после упоминания об отце, одно предположение, которое я и озвучил. — Крестный!

— Шуточки у тебя дурацкие, Тимка! — Сбавил обиженный гонор мужик. — Да, крестный...

О! В яблочко! Несказанно радует, что мозги еще работать могут!

— А знаешь, как мне горько наблюдать, что ты, сучий потрох, жизнь свою псу под хвост спускаешь? Вот и батька твой, мне говорил: как же мы с тобой, Иваныч, Тимку-то профукали?

Иваныч значит? Вот и еще пара фактов «в копилочку»: отец — Валек, крестный — Иваныч.

— Иваныч, да завяжу я! — Проникновенно глядя в глаза мужику, клятвенно заверил его я. — Не надо только меня «в дурку» сдавать…

— А! — отмахнулся от меня крестный. — Эту песню я от тебя, знаешь, сколько раз слышал?

— Много… — понуро повесил я голову, отыгрывая свою «роль». — Но на этот раз обещаю — точно завяжу! Тяжело это… — добавил я тихо, сбрасывая с головы капюшон и пристально глядя в глаза Иванычу. Похоже, натурально переживает мужик за этого чертилу. Что ж, подыграем, к тому же, внатуре, мне нужно с наркоты сползать. А он, глядишь, и поможет чем…

— Я знаю, Тимка! — Иваныч крепко обнял меня за плечи и встряхнул. — Я ж лет десять назад сам кое-как с «синей волны» слез! Чего только не перепробовал: и зашивался, и кодировался… Да чего я тебе рассказываю, ты и так знаешь — ничего не помогало!

— И как слез? — Меня реально заинтересовал его рассказ, к тому же причина была.

— Да ты чего, Тимка? — Едва ли не обиделся на меня Иваныч. — Я ведь сколько раз рассказывал. Да и тебе не раз, и не два предлагал!

— Нет… не помню… — Я вновь качнул головой.

— Бабка тут есть одна в глухой деревеньке — Ельниково, там пара дворов всего осталось… Травница-ведунья. Так вот к ней и посоветовали добрые люди. Целую неделю она меня реально на цепи в своем сарае держала, чтобы, значит, не сбежал. Травками тошнотными отпаивала, гадость всякую вместо жрачки совала, наговоры наговаривала, какие-то узелочки завязывала… Но когда отпустила, не поверишь, совсем тяги к этой гадости не стало! Я пробовал пить… Но, сука, не лезет оно… Пропало куда-то синее веселье… Пивка в охотку — могу пару-тройку литров накатить, а больше — ни-ни! Вот и поди, догадайся, как она это делает! Колдунья, твою медь! Если ты действительно надумал — хоть сегодня тебя к ней свезу!

— Надумал! — твердо и решительно ответил я, глядя прямо в глаза Иванычу. Неужели так повезло? И сумею без излишней суеты с наркоты соскочить? А на цепи у этой бабки-травницы и обдумать можно все без спешки. Обмозговать, как следует… — Вези, Иваныч, к своей колдунье! Я реально готов завязать!

— Тимоха! — Обрадовано облапил меня крестный. — Радость-то, какая! Сейчас к батьке твоему заедем и…

— Слушай, Иваныч, — подумав немного, спросил я, — а чего вы меня раньше этой бабке не сдали? Скрутили бы, да на цепь! Все равно в сарае, так или иначе, на цепи сидеть?

— Э, нет, паря! — печально усмехнулся мужичок. — Не возьмется бабка, если насильно притащить… Без желания … Только, если по собственной воле пришел, она свое лечение начинает. Иначе, говорит, не получится ничего! А вот если реально решил, но силенками слаб, обязательно поможет! — Он открыл передо мной дверцу реально нереального УАЗика. — Садись, давай, пока желание лечиться не прошло!

— Крестный… — осторожно окликнул я мужика.

— Ась? — Остановился он на полдороге.

— А какое сегодня число? Потерялся я…

— Провалы в памяти? — Мне даже придумывать ничего не пришлось — мужичок сам неплохой вариант предложил.

— Ага... — типа смущаясь, произнес я. — Вспомнить никак не могу…

— Так семнадцатое, октябрь, — ответил он. — Понятно, кукуху уже рвет…

— А год… год какой, Иваныч? — резко выдохнул я, словно бросаясь в ледяную воду.

— Еб.чий случай! — пораженно выдохнул мужик. — И это не помнишь? Двадцать второй, Тимоха!

Какой?! — Едва не заорал я во всю глотку, но сумел удержаться чудовищным усилием воли. Только у меня дыхание сперло, да в глотке встал непроходимый ком, заставивший закашляться. — Двадцать второй?! Куда, сука, делось тридцать четыре года?

— Я… в Союзе? — Ответ на вопрос «когда?» я тоже получил, и решил пойти «ва-банк», узнав, где нахожусь.

— Чего? — Глаза Иваныча внатуре вылезли из орбит. — Каком Союзе?

— Советских Социалистических Республик, — как «по накатанной» продолжил я.

— Тёмка, ну я знал, конечно, что от наркоты мозги ваще в полное гавно превращаются… Но, чтобы настолько… Да совок сдох, когда тебя еще на свете на было! Мы в России пацан, в твоем родном пэгэтэ[7] Нахаловка! Ну, ничего, — продолжал «кипятиться» мой новоявленный крестный, — мы тебя вылечим! Обязательно вылечим…

«Нахаловка, значит? — Молча переваривал я полученную