Карабин мешал, бился о спину. Сергей смахнул его, схватил рукой. Тянуть ремень было некогда. Сергей бежал, ощущая, как сгорают секунды. Пых! – и ничего, пусто. Он понимал, что уже опоздал, но не хотел верить, и на бегу он начал торопливо говорить себе, что еще не все, что он успеет, добежит, спасет…

Но все это было зря. Он знал.

Вооруженный человек мчался по лесу, держа в руке карабин. Он если и замедлял бег, то не сильно. Сергей Аристархович за десять лет в лесу стал своим человеком, да и военная закалка сказывалась, и отменное здоровье: он не курил, почти не потреблял спиртного. И вот теперь он пронзал лес почти беззвучно, не хуже, чем те призраки. Он ничуть не думал об этом – все его движения были инстинктивными, он весь был как автомат.

У околицы он приостановился на пару минут, чтобы успокоить дыхание. Спрятавшись в траве, он умело, быстро привел его в норму. Сделал глубокий завершающий вдох-выдох и, маскируясь, начал приближаться окольным путем к дому Клавдии Макаровны.

За годы, прожитые здесь, он действительно научился, а вернее, не научился, а сам стал чувствовать других людей, местных жителей, находиться с ними, так сказать, на одной волне. С кем-то у него, ясно, получалось неплохо, с кем-то не так; но лучше всего выходило у него именно с Клавдией Макаровной: у бабушки был прямо-таки природный талант поддерживать эмпатическую связь.

Но, конечно, этот талант не безразмерен – а Клавдия Макаровна где-то, похоже, перегнула палку, понадеялась на свои силы, и вот…

И вот теперь до Беркутова донесся вскрик тревоги и мольба о помощи. И он рванул без раздумий – правда, не думал, мысли сами находили нужный путь. Он знал, что это связано с Пыжовым: оборотень, видимо, обнаружил пропажу парней и разъярился.

* * *

Дело странное, но для Метели совершенно обыденное. Некто по имени Пыжов, для своего начальства просто старший лейтенант, деревенский, ничем не отличающийся от сотен таких же участковых, разве что с какими-то нелепыми причудами. Старый холостяк, упорно не желающий никуда переезжать из своей избы-развалюхи с запущенным огородом – так вот, этот замшелый увалень из медвежьего угла был холодным и беспощадным порождением измененного мира, нежитью, упырем, который всегда готов нести смерть. Знали это метелинцы?.. Бог весть, скорее всего, догадывались. Но они были с ним осторожно сдержанны, а внешность его могла ввести в заблуждение разве что чужих, вот как Егор, Павел и Аркадий; да и то Кауфман его раскусил…

Когда, как произошла подмена человека монстром?.. Этого, конечно, тоже никто не ведал. Не знал и Беркутов, он мог знать только результат. И вот теперь еще он знал, что должен остановить сорвавшегося с цепи нелюдя. Немедля! Немедля! Не опоздать!..

Где-то в глубине души он уже знал, что опоздал. Боялся поверить в это, боялся взглянуть в то, что вспыхнуло в душе и обожгло его. Он опоздал.

Но он не отступил, не расслабился. Неслышно он скользнул к забору. Остановился на миг, прикидывая, как лучше перемахнуть через забор, оставаясь незамеченным.

Замешкался ли он? Впал в нерешительность?.. Он сам не смог сказать точно. Точно лишь то, что этот миг стал роковым.

В доме грохнул выстрел.

Беркутов так и осел у забора, ноги подогнулись, будто пуля попала в него.

«Все… – промелькнуло в голове – Поздно! Поздно!..»

Дверь дома распахнулась от злобного пинка ногой, и на крыльцо шагнуло то, в обличье Пыжова.

Если бы нынче увидали его парни – не узнали бы.

Ничего добродушно-пустякового не осталось на его лице. Не было больше немудреного деревенского простачка. Был обозленный, с клыками рот, хриплое рычание вырывалось из него. Глаз почти видно не было – их свело в щели, щеки распухли, волосы щетинились на голове.

Карабин Беркутова был готов к бою. Надо было лишь снять предохранитель. Он так и сделал.

Миг – и он стоял твердо, карабин – в плечо. Он был хороший стрелок.

Ему нечего было бояться. Он не прятался. И монстр увидел это.

От ужаса все волосы урода стали дыбом, а пальцы судорожно зацарапали по кобуре, не находя защелки.

Беркутов нажал на спуск.

Конечно, легче было бы целиться в грудь, вообще куда-нибудь в туловище, ко сейчас Сергей Беркутов о том не думал. Он навел ствол точно в голову монстра – в пораженный ужасом, безумный, дикий глаз.

И точно звук погас во всем мире – на несколько секунд.

Беззвучно выхлестнуло пламя из дульного среза СКС…

Глаз монстра провалился, отлетел кусок затылка…

И монстр упал, задергал ногами, заскрёб руками по земле. Тело его выгнулось дугой, последний раз дёрнулось – и замерло. Всё.

* * *

И включился звук, зашумели деревья, отчаянное карканье вспугнутых выстрелами ворон понеслось над тайгой. Беркутов перемахнул через плетень, взбежал на крыльцо. На труп не взглянул даже, сразу в дом.

Он знал, что там, и был готов. Но сердце не совладало с этим, оно сжалось, когда Сергей увидел убитую старушку. Он болезненно сморщился, стон вырвался изо рта.

«Поздно, поздно! Опоздал, идиот!..»

Стало пусто в душе. Но что же делать – слезами горю не поможешь, и он справился с собой. Он закрыл глаза на миг, развернулся и пошел прочь.

На крыльце он приостановился, нагнулся к мертвецу, вынул из кобуры пистолет. Обычное табельное оружие, ПМ. Выщелкнул обойму – одного патрона не хватало.

Затем Беркутов вернулся к тому месту, откуда выстрелил. Пошарил в траве и нашел гильзу от карабинного патрона. Она была еще теплая на ощупь. Он сунул ее в карман.

Теперь надо искать Юру. Где он может быть?.. И тут же родилась подсказка: на пристани, у реки.

Беркутов бросился вдоль забора к берегу. Добежав до склада, он увидел дощатые мостки, и сердце его радостно дрогнуло: Юра. поджав ноги под себя, сидел, ссутулясь, на досках.

Лесник торопливо пустился вниз, балансируя руками: карабин нарушал равновесие. Из-под ног с шуршанием катились по тропинке земляные крохи.

Хотел окрикнуть Юру, но передумал. Через полминуты он уже был внизу, быстрым шагом подошел к парню, тогда позвал негромко.

– Юра!

– А, – как-то безжизненно откликнулся тот.

Спина его была согнута, руки расслабленно брошены вдоль тела, голова провисла.

Беркутов встревожился.

– Юра, – повторил он и заглянул в лицо сидящему.

Как ни был он закален жизнью среди странного, но здесь и он испытал потрясение, увидев, что мальчик плачет. Юра пытался бороться с собой, удерживать слезы, но они катились и катились по щекам и капали на доски.

Беркутов присел рядом.