Молоком с пальца Марсика кормил Костик. Для разнообразия.

— Ну, хоть что-то, — удовлетворенно отметила мама. — Быть может, сумеем скормить ему этим способом и более существенную пищу? Надо попробовать. Ты пока за ним последи — чтобы он с кровати не упал. А я в магазин сбегаю. Посмотрю, что там есть.

Мама купила в магазине консервы для котят. Небольшой пакетик с маленькими мягкими кусочками. Она положила кусочек на палец и поднесла Марсику.

— Котик, смотри, как вкусно! Попробуй!

Марсик понюхал палец и лизнул угощение. Кусочек исчез.

— Смотри, сын, ест! — обрадовалась мама.

Костик тоже обрадовался. После этого мама стала скармливать Марсику кусочки кошачьих консервов и приговаривать: «Этот — за маму. Этот — за папу. Этот — за Гришку. Этот — за Пульку».

За Костика Марсик съел последний кусочек, отвернул морду и показал маме, что прием пищи окончен.

— Треть порции для двухмесячного котенка. Ну, ничего. Все-таки можно затопить печку.

Это бабушка Аня так говорила: поесть — значит, затопить печку. Теперь печка внутри у Марсика теплилась.

* * *

Вечером приехал папа. На два дня раньше, чем обещал. Следом примчался Гришка. Костик и мама показывали им зашитого Марсика и рассказывали, сколько кусочков грудничковой пищи он сегодня съел.

Папа и Гришка обратились к коту с приветственными речами. Папа сказал:

— Марсик! Ты что же это, а?

А Гришка сказал:

— Марсоид! Ты что — совсем с ума сошел?

И Марсик, согретый всеобщим вниманием, благосклонно сощурился.

На второй день после операции мама кормила кота с чайной ложечки: подносила ее близко к Марсикову носу, и Марсик ложку облизывал.

— Видите, все как у людей, — радовалась мама. — Кто же после операции сам ест? Все хотят, чтобы их с ложечки кормили. А Марсик чем хуже? Марсик вообще молодец. Вчера с пальца ел, а сегодня уже с ложечки.

Марсик еще не мог ходить и перемещался только по кровати, подволакивая ногу. Но его взгляд прояснился, а в круглых глазах появился знакомый огонек.

— Смотри, Марсик!

Костик достал кусочек лески. Ловить леску Марсик обожал почти так же, как охотиться за бабочками. И вот при виде лески он знакомым движением выбросил переднюю лапу, выпустил когти и попытался схватить добычу.

— Играет! Играет!

Все собрались посмотреть, как Марсик шевелит ушами и охотится «в положении лежа».

— Ладно, я пошла накрывать на стол, — сказала довольная мама.

Она носила тарелки и напевала:

Тита-дрита, тита-дрита,

Шито-брито, шито-брито!

— Маман, ты что — с ума сошла? — Гришка не очень заботился о разнообразии своих вопросов. — Что это за песня такая?

— Почему я сошла с ума? Просто мне хорошо. Понимаешь? Хо-ро-шо. Весело, — твердо сказала мама. — А ты лучше помоги на стол накрывать.

Гришка тоже стал носить тарелки, селедку и хлеб. Некоторые кусочки на тарелках он посчитал лишними, и они незаметно исчезали, не успевая попасть на стол. Поэтому скоро и Гришке стало хорошо. Он тоже запел:

— Марсик резиновый

Трам-та-та-та-та

С дырочкой в правом боку.

— В левом боку, — поправила мама, и Гришка исправился:

— Марсик резиновый

Трим-пи-пи-пи-пи

С дырочкой в левом боку.

— И Марсик — не резиновый, — снова прервала мама Гришкино пение.

Тогда Гришка предложил новый вариант:

— Марсик усатенький

Трум-пу-пу-пу-ру-ру

С дырочкой в левом боку.

Мама вдруг неожиданно поддержала эти вариации:

— Марсик мохнатенький

Трай-ла-ла-ла-ла

С дырочкой в левом боку.

И все вместе наперебой стали кричать:

— Марсик лохматенький…

Марсик несчастненький…

Марсик пушистенький…

Марсик любименький…

Петр Петрович приходил каждый день — делать Марсику уколы. Бегемотики и обезьянки из детской книжки обожали Айболита и готовы были завалить его кокосами и бананами.

Марсик в отличие от них не испытывал к Петру Петровичу ни малейшей благодарности и совершенно не радовался его появлению. Совсем наоборот. А все потому, что сказочный Айболит умел говорить на зверином языке, а все остальные, включая Петра Петровича, — не умели. Никто не мог объяснить Марсику, зачем какой-то человек изо дня в день приходит делать ему больно. Марсик уже издали различал шаги доктора, пугался и пытался найти себе убежище. Но его окружали плотным кольцом и отрезали пути к отступлению. Все чувствовали себя в этот момент предателями. А Петр Петрович, тот только крякал: «Звериный врач — он на любовь не рассчитывает. Такая уж у него судьба!»

Наконец наступил день, когда Петр Петрович пришел последний раз, снял Марсику швы и попрощался, пожелав коту полного выздоровления, а его хозяевам — удачи в делах. Пора было ехать в Москву. За день до отъезда Марсику удалось самостоятельно спуститься по лестнице со второго этажа. Он хромая приковылял к двери, уселся перед ней и стал проситься на улицу.

— Ну, уж нет! — строго сказала мама. — Куда ты, такой дырявый, собрался? Хочешь птичек насмешить? Твоя рана еще не до конца зажила. В нее может попасть грязь. Так что — сиди дома. А завтра в Москву поедем. В каменный мешок.

* * *

Мама, папа, Гришка и Костик вернулись в город. Выбритый бок Марсика стал постепенно зарастать. Сначала появился густой серый подшерсток. А потом — и обычная длинная шерсть. Только была она уже не бурого цвета, как весь Марсик, а седого. И второй бок у кота тоже поседел.

— Видишь, — говорил папа маме, — Марсик седеет. Мудреет, значит.

По зиме белое жабо Марсика стало быстро-быстро расти во все стороны, и к китайскому Новому году это было уже не жабо, а настоящая белая борода. С седыми боками и длинной белой бородой Марсик стал похож на кошачьего Деда Мороза. Марсик-Дед Мороз уже не воровал со стола салфеток и не выпалывал цветы на подоконнике. Но за птичками наблюдал все так же охотно.

Иногда он подходил к кому-нибудь и говорил: «Мяу!», что означало: «Давай поиграем!» Приходилось бегать за Марсиком и дергать за веревочку. Ведь настоящую кошачью жизнь, полную опасностей и приключений, Марсик мог вести только на даче. А до следующего лета было еще далеко.