— Как я узнаю, что это именно тот номер?

— У вас есть прямые гарантии. Вы не будете мне платить.

— Хорошо.

— И уж поскольку стоимость нашей беседы возрастает с ее продолжительностью, я хотел бы вам сообщить, что это второй телефонный номер, первый был уничтожен.

— Объясните… Де Амакур подался вперед.

— Оригинал «фише» был получен специальной почтой. Все бумаги были уложены в черный ящик, который был опечатан печатью Джементшафт-Банка. Карточка с инструкциями была заверена обычным нотариусом. Инструкции были ясными и лаконичными. Во всех случаях, имеющих отношение к счету Джейсона Ч. Борна, немедленно должен следовать звонок через океан в Соединенные Штаты Америки… В этом месте надпись на карточке была изменена, номер телефона в Нью-Йорке был стерт, а вместо него был проставлен парижский номер.

— Нью-Йорк? — прервал его Борн. — Как вы узнали, что это был Нью-Йорк?

— Код номера начинается с кода географической зоны. Для Нью-Йорка этот код два-один-два. Как первый вице-президент заграничного отдела, я делаю такие звонки по много раз в день.

— Изменения были сделаны очень неаккуратно?

— Возможно, что так, это могли сделать либо в спешке, либо не продумав до конца следующий шаг. С другой стороны, возможности изменить содержание документа, имеются в виду инструкции, без очередного заверения документа у нотариуса, просто нет. Минимальный риск — это как раз и есть замена нью-йоркского телефона другим номером. В любом случае, эта ситуация дала мне возможность задать несколько вопросов. Всякая перемена — это анафема для банкира.

Де Амакур поправил очки.

— Может быть, заказать еще? — спросил Джейсон.

— Нет, спасибо, это лишь удлинит время нашей беседы.

— Но вы сами замолкли.

— Я думаю, месье. Возможно, что у вас в голове уже сложилось число, необходимое нам?

Борн некоторое время изучал сидящего перед ним человека.

— Их может быть пять, — наконец, сказал он.

— Пять чего?

— Пять знаков в числе.

— Я продолжу. По этому телефону я разговаривал с женщиной.

— С женщиной? И с чего вы начали?

— С того, как надо было на самом деле. Я представился ей как вице-президент банка де Вали, а затем последовал инструкциям, полученным от Джементшафт-Банка в Цюрихе. Что я еще мог сказать, кроме этого?

— Продолжайте.

— Я сообщил, что ко мне обратился человек по имени Джейсон Борн. Она спросила, как давно, на что я ответил, что несколько минут назад. После этого она захотела узнать некоторые подробности нашей беседы. В связи с этим я выразил собственные соображения по поводу сложившейся ситуации. Я сказал, что звонок должен быть направлен в Нью-Йорк, а не в Париж. На что она естественно ответила, что это меня не касается, что изменение скреплено сигнатурой и что в конце концов она может обратиться в Цюрих и сообщить, что чиновник в парижском банке отказывается следовать указаниям, полученным оттуда.

— Остановитесь на секунду, — прервал его Борн. — Кто она такая?

— Понятия не имею.

— Вы хотите сказать, что разговаривая с ней все это время, вы не узнали, кто она такая? Не представилась? Вы не спрашивали ее об этом?

— В этом заключается одна из особенностей «фише». Если сообщается, то все хорошо и прекрасно. Если нет, то никто не вправе его спрашивать.

— Однако, вы не колебались, когда спросили про телефонный номер.

— Это простой прием. Я хотел получить хоть какую-то информацию. Вы перевели к нам огромную сумму в четыре миллиона франков. Возможно, что где-то находится еще более важный клиент, с еще более мощными связями. Когда идет напряженный разговор со взаимными уступками и препирательствами, то какая-то информация из него может быть получена, особенно если противная сторона раздражена. А я уверяю вас, что она была раздражена.

— И что же вы узнали?

— Что вы, как можно предполагать, очень опасный человек.

— Как вы это определили?

— Подробности, конечно, были опущены. Но сам факт, что такое понятие было все же использовано, позволил мне задать вопрос, почему к этому не была подключена Сюрте. Ее реакция на это была весьма своеобразна. «Он вне Сюрте или Интерпола», — заявила она.

— Что же вы в итоге поняли?

— Что это чрезвычайно сложное дело с самыми невероятными возможностями, значительная часть которых реализуется частным образом. И поскольку наша беседа началась, то теперь я понял и еще кое-что.

— Что именно?

— Вы действительно должны будете хорошо заплатить мне, потому что я был чрезвычайно аккуратен. Те, кто ищут вас, возможно, сами находятся вне Сюрте и вне Интерпола.

— Хорошо, мы еще вернемся к этому вопросу. Вы сказали ей, что я собираюсь приехать в банк?

— Да, в течение четверти часа. Она попросила меня подождать у телефона несколько минут. Вероятнее всего, что она кому-то звонила. После этого она вернулась с окончательными инструкциями. Вас надо было задержать в моем кабинете, пока к моему секретарю не подойдет человек и не поинтересуется, как идут дела с Цюрихом. И когда вы будете уходить, то необходимо идентифицировать вас либо кивком головы, либо каким-нибудь иным движением. Ошибка не допускалась. Человек, естественно, пришел, но вы не появились, тогда он остался ждать вас со своим спутником. Когда вы позвонили и заявили, что собираетесь в Лондон, я вышел из кабинета, чтобы найти его. Моя секретарша подозвала его, и я сообщил ему все, что мне стало известно. Остальное вы знаете.

— Не показалось ли вам странным то обстоятельство, что меня необходимо идентифицировать?

— Не столько странным, сколько чрезмерно неумеренным. «Фише» — это одно дело, здесь телефонные звонки, безликие связи, но когда люди вступают открыто в прямой контакт, как в данном случае, то это совсем другое дело. Я сказал об этом женщине.

— И что же она ответила?

Де Амакур откашлялся.

— Она дала понять, что организация, которую она представляет, не забудет о моем сотрудничестве. Вот видите, я ничего от вас не утаил. Они действительно не знают, как вы выглядите…

— Человек, который был в банке, видел меня в Цюрихе.

— Вполне вероятно, что его напарник не надеялся на его зрительную память. Или, возможно, он только думает, что видел.

— Почему вы так говорите?

— Исключительно по наблюдениям, месье. Женщина была весьма настойчивой. Вы должны понять, что я против открытого участия в чем-либо. Это не входит в правила «фише». Она сказала, что у них нет вашей фотографии. Это же очевидная ложь!

— Почему?

— Естественно, что на всяком паспорте имеется фотография. Всегда есть иммиграционный чиновник, которого можно либо купить, либо обмануть. Через десять секунд в дежурной комнате он может сделать фотографию с фото на вашем паспорте. Нет, они совершили серьезную оплошность.