Томас поспешил за ним, и в сопровождении Чака они покинули комнату и направились по коридору к узкой винтовой лестнице — раньше Томас её не видел. Ньют поставил ногу на ступеньку, затем обратил холодный взор на Чака:

— Ты. Стоп.

И странное дело — Чак только кивнул и не стал возражать. Томас понял: Алби, наверно, в таком состоянии, что даже любопытному Чаку невмоготу на него смотреть. Ньют продолжил свой путь вверх по лестнице.

— Не горюй! — сказал Томас мальчику. — Они только что назначили меня Бегуном, так что теперь у тебя в приятелях скаковой жеребец.

Это он так пытался шутить — боялся признаться даже самому себе, что от перспективы увидеться с Алби его бросает в дрожь. Что, если тот, так же, как и Бен, набросится на него с непонятными обвинениями?

— Да уж, — шепнул Чак, уставившись, как заворожённый, на деревянные ступени лестницы.

Томас пожал плечами и пошёл наверх. Ладони у него опять вспотели, по виску, он чувствовал, тоже скатывались капли. Как же ему не хотелось идти туда!

Ньют, мрачный и сдержанный, ожидал его на верхней площадке. Они стояли в конце длинного тёмного коридора. С противоположной его стороны находилась та самая лестница, по которой Томас поднимался в свой первый день в Приюте — когда увидел больного Бена. При этом воспоминании у него засосало под ложечкой. Он надеялся, что мучения Алби теперь позади — уж больно ему не хотелось вновь стать свидетелем той же душераздирающей сцены: несчастный парень с зелёной, неестественной кожей, испещрённой выпуклыми венами, корчится на кровати... Но скорее всего, ничего хорошего его не ждёт, так что Томас постарался собраться с духом.

Они подошли ко второй двери справа, Ньют тихонько постучался, в ответ из комнаты донёсся приглушённый стон. Бывший Бегун отворил дверь — она издала тоненький скрип, вновь возродив в Томасе смутное детское впечатление — кинофильмы про дом с привидениями. Вот, опять — крошечные проблески прошлого. Он помнил фильмы, но лица актёров ускользали, как ускользали и воспоминания о тех, с кем он ходил в кино. Он помнил также о существовании кинотеатров, но представить, как конкретно выглядит хоть один из них, не мог. Разумно объяснить эту непонятицу он уже и не пытался. Даже самому себе.

Ньют вошёл в комнату и поманил Томаса за собой. Тот настроился на страшное зрелище, но когда поднял взор, то увидел лишь измождённого юношу, с закрытыми глазами лежащего в постели.

— Он спит? — прошептал Томас. Так он пытался избегнуть того вопроса, который в действительности вспыхнул в мозгу: «Он ведь не умер?»

— Не знаю, — так же тихо ответил Ньют , подошёл к кровати и присел на табурет. Томас пристроился с другой стороны.

— Алби, — шёпотом позвал Ньют. Затем повторил погромче: — Алби! Чак сказал, ты хотел видеть Томми.

Веки Алби, дрожа, поднялись, и в тусклом свете сверкнули багровые, вспухшие глаза. Он посмотрел на Ньюта, потом перевёл взор на Томаса. Со стоном сел на постели, подвинулся так, чтобы опереться на спинку кровати в изголовье.

— Да, — хрипло каркнул он.

— Чак сказал, ты тут мечешься, как придурочный. — Ньют склонился над больным. — Что случилось? Тебе всё ещё плохо?

Алби заговорил, дыхание со свистом вырывалось из его груди, и каждое слово давалось с таким трудом, словно забирало с собой неделю жизни:

— Всё теперь... изменится... девчонка... Томас... я видел их... — Он на миг сомкнул веки, но тут же вновь открыл их, потом снова улёгся плашмя на спину и уставился в потолок. — Что-то мне худо.

— Что ты имеешь в виду — ты видел?.. — начал было Ньют, но Алби внезапно заорал:

— Я хотел видеть Томаса! Не тебя, Ньют! Томаса! Я требовал этого чёртова Томаса!

Ещё несколько секунд назад Томасу и в голову не пришло бы, что вожак способен на такой взрыв эмоций.

Ньют бросил взгляд на новоиспечённого Бегуна и приподнял брови, словно задавая безмолвный вопрос. Томас пожал плечами. С каждой секундой ему становилось всё больше и больше не по себе. Почему он так позарез понадобился Алби?

— Ну и чёрт с тобой, дубина, — промолвил Ньют. — Вот он, здесь — можешь говорить.

— Уйди, — сказал Алби. Он лежал с закрытыми глазами и тяжело, хрипло дышал.

— Как бы не так! Я тоже хочу послушать.

— Ньют. — Пауза. — Уйди. Немедленно.

Томас почувствовал себя как рыба, вынутая из воды. Что Ньют подумает обо всём этом? И ещё страшнее: что собирался ему поведать Алби?

— Но... — попытался запротестовать Ньют.

— Вон! — срывающимся голосом завопил Алби, снова садясь на постели и подвигаясь, чтобы опереться на спинку кровати. — Пошёл вон!

На лице Ньюта, к изумлению Томаса, не было и намёка на гнев, оно выражало только боль и обиду. Через мгновение — долгое, напряжённое мгновение — Ньют вскочил с табурета, прошагал к двери и распахнул её. «Неужели он действительно уйдёт?» — подумал Томас.

— Не думай, что когда ты придёшь извиняться, я растаю и расцелую тебя в задницу, — сказал бывший Бегун и вылетел в коридор.

— Дверь закрой! — прокричал Алби. Ньют оскорбился окончательно, но повиновался и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Сердце Томаса понеслось вскачь: он остался наедине с парнем, характер которого оставлял желать лучшего ещё до того, как на него напал гривер. А теперь он вдобавок и через Превращение прошёл! Скорее бы уж он высказал то, что там у него наболело, и покончить со всем этим! Долгая пауза растянулась на несколько минут. Руки у Томаса начали дрожать от страха.

Наконец Алби прервал молчание.

— Я знаю, кто ты такой.

Томас не нашёлся, что ответить. Попытался было что-то промямлить, но выдавил лишь нечто невразумительное. Он был совершенно сбит с толку. И напуган.

— Я знаю, кто ты, — медленно повторил Алби. — Видел. Откуда мы здесь взялись, кто ты такой — всё видел. Знаю, кто эта девчонка. Я помню Вспышку.

«Вспышку?»

Томас заставил себя говорить.

— Я не понимаю, о чём ты. Что ты видел? Всё отдам за то, чтобы узнать, кто я такой!

— Ничего хорошего ты не узнаешь, — ответил Алби и впервые с тех пор, как ушёл Ньют, глянул на Томаса в упор. Его полные скорби глаза были похожи на две глубокие чёрные ямы. — Знаешь, это просто кошмар. Почему этим сволочам надо, чтобы мы помнили? Нет чтобы оставить нас в покое и дать нормально жить здесь, в Приюте!..

— Алби... — Как бы Томасу хотелось хоть одним глазком заглянуть в сознание вожака, узнать, что же он видел! — Что произошло при Превращении? К тебе вернулась память? Да говори же, не томи! Тебя невозможно понять!

— Ты... — начал Алби и внезапно схватился руками за собственное горло. Оттуда вырвались булькающие, придушенные звуки. Ноги парня задёргались, он перекатился на бок, потом на другой, заметался, забился — словом, вёл себя так, будто кто-то другой, не он сам, пытался его придушить. Язык вывалился изо рта, и Алби раз за разом с силой вонзал в него зубы.