Я восхищенно смотрела на сестру. Вот тебе и Алина!

– А он что?

Сестра рассмеялась:

– Ничего! А что он мне теперь предъявит? Он даже не подходит ко мне. Все-таки стыдно ему, наверное. Да и родителей боится… Что-то же должно было человеческое в нем остаться?

Я только растерянно пожала плечами. Ой, не знаю… Я бы этому упырю вообще не доверяла. Нет в нем ничего человеческого.

– Так жалко. Лучшие годы на него потратила.

– У тебя впереди еще столько лучших лет, – поспешила с утешением я. – Вся жизнь.

Алина снова печально вздохнула, а затем спросила:

– Ну, а у вас как дела с Тимуром? Все хорошо?

Я вспомнила, как сестра застукала нас в подъезде, и, кажется, немного покраснела. Пожала плечами:

– Да как-то неясно все, если честно. Мы просто встречаемся иногда. И целуемся. А потом можем несколько дней подряд даже не здороваться. Он думает, что я другого люблю. А это не так. И мы никак не можем окончательно сблизиться. Все дело во мне, наверное. Я его не подпускаю. О чувствах своих не говорю. Кто ж знал, что о любви так сложно говорить? Вот все советуют: будьте откровенными… А как? У меня от одной мысли об откровенном разговоре внутри все от страха дрожит. А вдруг он не поймет, не поверит, отвергнет, посмеется? Все время чего-то боюсь, опасаюсь… Я так устала. От самой себя в первую очередь.

Телевизор мы больше не смотрели. Экран мерцал, и по темной комнате растянулись легкие тени. Алина откинулась на спинку дивана и тихонечко продекламировала:

Я, не отрываясь смотрела на сестру. Вот что значит иметь в доме «филологическую деву», как в шутку называет Алину наша мама.

Алина замолчала. В это время в коридоре послышался шум. Родители вернулись с концерта. Тут же раздался взволнованный голос мамы:

– Девочки, вы дома? Почему свет нигде не горит? Все в порядке? У нас в доме пожар был! У Семеновых… Наташа! Наташенька, ты тут?

Алина посмотрела на меня и приложила палец к губам.

Мама заглянула в комнату и щелкнула по выключателю. Мы с сестрой, щурясь от яркого света, одновременно повернулись. Мама удивленно смотрела на нас двоих, укрытых одним пледом. Картина эта была явно непривычная. Мама даже папу позвала. Теперь они вдвоем озадаченно разглядывали нас.

– Вы в курсе вообще про пожар?

– В курсе, – кивнула Алина. – я еще в институте в это время была, а Наташа дома.

– Ага, спала, – подала голос я.

Мама всплеснула руками:

– Почему мне никто не позвонил?

Она, перенервничав, начала метаться по комнате. А я, Алина и папа молча за ней наблюдали.

– Мы встретили Екатерину Васильевну, она сказала, что огнем полыхал весь этаж!

– По-моему, у Семеновых пострадала одна комната, – несмело подала голос Алина.

– Екатерина Васильевна вытащила Наташу из огня!

– У нас даже задымления в квартире не было, – сообщила я.

– Наталья выскочила на улицу почти голая…

– Кажется, Наташа была в куртке, – припомнила Алина.

– …и со сломанной ногой! – растерянно закончила мама, уставившись на меня.

– Я ее просто подвернула. В школе. Мне уже лучше.

Мы некоторое время помолчали, а потом вчетвером истерически рассмеялись.

– Ну Екатерина Васильевна! – вытирая проступившие от смеха слезы, проговорила мама. – Так меня накрутила! Вся жизнь перед глазами.

– Екатерина Васильевна любит приукрасить, – сказал папа. – А какой перелом-то у Наташки был? Открытый?

– Перестаньте, – смеялась и я. Кажется, с помощью смеха мы избавлялись от скопившегося в последние дни негатива. Будто не было расставания и депрессии Алины, сорвавшейся свадьбы, нашей крупной ссоры с сестрой. И мир снова стал прежним – ярким, голубым шариком, который закрутился в привычном и уютном ритме. В этой комнате, где мы вместе собрались после сложного и нервного дня, наконец установилась родная семейная атмосфера.

– Как концерт-то? – спросила Алина.

– Ах, да какой уж теперь концерт!.. – отмахнулась мама. – Вы печенье испекли имбирное? Мое любимое. Как хорошо, что вы помирились…

«Гарри Поттера» мы уже досматривали все вместе. С новой порцией горячего чая и имбирного печенья. Вообще, вечер выдался душевным. Во время просмотра фильма я получила несколько сообщений от Казанцевой. Яна писала, что еще несколько дней поживет у своей Маринки, но потом все-таки вернется домой. Маму ей жалко. А вот отчима она до конца жизни не простит.

Если бы не уроки (но я решила сделать себе поблажку и ничего не делать, все-таки день был сложным) и не мысли о Тимуре… вечер можно было бы считать идеальным. Но из-за Макеева меня грызла совесть. Каким взглядом он провожал нас с Антоном Владимировичем… И я сияла на руках географа, как влюбленная дура. Давно мне не было так неловко.

Перед сном я долго листала ленту «Инстаграма». Потом через общих одноклассников нашла Тимура. Фотографии он добавлял раз в несколько месяцев. В основном прикольные старые машины, которые видел в городе. Было и несколько фото, на которых был сам Макеев. Вполоборота на фоне заката и бушующего моря не в сезон. Я долго любовалась его красивым профилем. Как в тот день, когда мы впервые гуляли по набережной и ели хот-доги. Тимур точно так же жмурился от солнца. Мне стало интересно, с кем он отдыхал и кто мог так красиво сфотографировать Макеева.

В отмеченных фотографиях Тимур постоянно был в компании незнакомых парней и девчонок. Вполне себе симпатичных девчонок, кстати. Я принялась ревниво представлять, где и с кем Тимур может быть сейчас. А вдруг гуляет с девушкой за руку, в отместку мне. По красивому заснеженному городу. Ведь, по сути, все так, как я и говорила Алине: мы друг другу никто. И он мне ничего не должен. Как и я ему…