— Расскажи о бейсбольном матче.

— Играли «Чикаго кабз» и «Кардиналы», — ответил Барр. — Упорная была игра. «Кардиналы» с большим трудом победили, но еле унесли ноги.

— Выбили мяч за пределы поля?

— Нет, они выиграли из-за ошибки защитников. Первый «Кардинал» за четыре мяча прошел на первую базу, потом сумел добежать до второй. Второй отбил в поле, самого выбили, но первый успел на третью базу. Защитник поймал мяч, убедился, что игрок со второй базы не собирается бежать на третью, и бросил на первую, попытавшись отнять мяч у бьющего. Но мяч улетел на скамейку. Пока они его подбирали, игрок с третьей базы добежал до ворот и принес «Кардиналам» решающее очко. Так они и победили, без единого чистого удара.

— Ты очень хорошо помнишь игру.

— Я слежу за «Кардиналами». И всегда следил.

— Когда это было?

— Я не знаю даже, какой день сегодня.

Ричер не стал ничего отвечать.

— Не могу поверить, что я сделал то, о чем они говорят, — заявил Барр. — Просто не могу поверить.

— Осталось множество улик, — сказал Ричер.

— Подлинных?

— Нет ни малейших сомнений.

Барр закрыл глаза.

— Сколько людей? — спросил он.

— Пять.

Грудь Барра начала тяжело подниматься и опускаться. Из закрытых глаз покатились слезы. Рот приоткрылся, образовав неровный овал.

— Почему я это сделал? — заплакал Барр.

— А почему ты это сделал в первый раз? — сказал Ричер.

— Тогда я был безумен, — ответил Барр и после небольшой паузы добавил: — Это не оправдание. Тогда я был другим человеком. Я надеялся, что мне удалось измениться. Я был в этом уверен. И потом я вел себя нормально. Очень старался. Четырнадцать лет ушло на исправление.

Он надолго замолчал.

— Я бы покончил с собой, — вновь заговорил Барр. — Ты знаешь, еще тогда. Пару раз я был очень к этому близок. Мне было так стыдно. Вот только те четверо военных в Эль-Кувейте оказались плохими парнями. Это стало моим единственным утешением. Я цеплялся за него как за искупление.

— Почему у тебя столько ружей?

— Я не мог с ними расстаться. Они являются напоминанием. Они помогали мне держаться. Без них вести себя достойно было невозможно.

— А ты из них стрелял?

— Время от времени. Не слишком часто.

— Где?

— На стрельбище.

— Где именно? Полицейские проверяли.

— Не здесь. Я отправлялся через границу штата в Кентукки. Там есть дешевое стрельбище.

— Ты знаешь площадь в центре города?

— Конечно. Я здесь живу.

— Расскажи мне, как ты это сделал.

— Я не помню, что сделал.

— Тогда расскажи мне, как бы ты это сделал. Вообрази. Как если бы обдумал это дело заранее.

— Назови цель.

— Пешеходы, выходящие из здания, где находится Отдел транспортных средств.

Барр закрыл глаза.

— Я стрелял в них?

— Ты завалил пятерых, — ответил Ричер.

Барр снова заплакал. Ричер отвернулся от него, взял стоящий у стены стул, развернул его и сел лицом к больному.

— Когда? — спросил Барр.

— В пятницу днем.

Барр долго молчал.

— Как меня поймали? — поинтересовался он.

— Ты мне расскажи.

— Мою машину остановили полицейские?

— С чего бы это?

— Если бы я захотел убить тех людей, то подождал бы более позднего времени. Может быть, после пяти. Тогда на площади собирается толпа. Я бы остановился на шоссе за библиотекой. Там, где подъем. Солнце на западе, у меня за спиной, в прицеле не было бы бликов. Я бы открыл окно со стороны пассажира, опустошил обойму и нажал на газ. Меня могли бы поймать только в том случае, если бы дорожная полиция остановила меня за превышение скорости и увидела винтовку. Но я думаю, что не стал бы превышать скорость. Я бы спрятал винтовку и поехал медленно, не нарушая правил. Зачем бы я стал рисковать?

Ричер продолжал молча смотреть на Барра.

— Что? — не выдержал Джеймс. — Может быть, полицейский остановился, чтобы помочь. Так? Пока моя машина была припаркована? Может быть, он подумал, что у меня спустило колесо. Или кончился бензин.

— У тебя есть дорожный конус? — спросил Ричер.

— Что?

— Дорожный конус.

Барр хотел ответить, но потом задумался.

— Кажется, есть один, — сказал он. — Не стану утверждать, что он мой. Подъездную дорожку, ведущую к моему дому, асфальтировали. Рабочие поставили конус на обочине, чтобы машины не портили покрытие, пока оно не застынет. Конус простоял три дня. А они так и не вернулись за ним.

— И что ты с ним сделал?

— Снес в свой гараж.

— И он до сих пор там?

— Думаю, да. Я уверен.

— А когда на твоей подъездной дорожке клали асфальт?

— В начале весны, кажется. Несколько месяцев назад.

— У тебя сохранились какие-нибудь расписки тех рабочих?

Барр попытался покачать головой. У него ничего не получилось, и он поморщился.

— Это были какие-то сомнительные типы, — сказал Барр. — Мне кажется, они крали асфальт у города. Наверное, в том месте, где ремонтируют Первую улицу. Я расплатился наличными, они все сделали быстро, но плохо.

— У тебя есть старые друзья?

— Есть.

— Кто они?

— Обычные парни. Один или два.

— А новые друзья есть?

— Пожалуй, нет.

— Женщины?

— Я им не нравлюсь.

— Расскажи о бейсбольном матче.

— Я уже рассказывал.

— Где ты находился? В машине? Дома?

— Дома. Я ел.

— Ты это помнишь?

Барр заморгал.

— Психиатр сказала, что мне нужно вспомнить подробности. И тогда я сумею восстановить что-то из прошлого. Я сидел на кухне и ел холодную курицу. С картофельными чипсами. Это я помню. Больше ничего.

— А что ты пил? Пиво, сок, кофе?

— Не знаю. Помню только, что слушал репортаж. У меня есть приемник «Боуз». Он на кухне. Там же стоит телевизор, но я всегда слушаю репортажи о матчах и никогда не смотрю их по телевизору. Как в те времена, когда был мальчишкой.

— Как ты себя чувствовал?

— Чувствовал?