– Ну хорошо, наблюдение, что еще?

– Эксперименты.

– А конкретней? Что мне с этим делать? Опустить в кислоту? Использовать электричество?

– Что только пожелаешь. Такой артефакт трудно уничтожить, но не повредит немного осторожности. И здравого смысла.

Рудницкий окинул ее оценивающим взглядом: не вызывало сомнений, что барышня Анастасия все неохотней делится с ним знаниями. А что будет, когда она освободится от клятвы? Полбеды, если только откажется объяснять. Хуже, если начнет мстить за воображаемые обиды.

– Что еще? – бросил он сухо.

– То есть?

– Есть еще что-то, что я должен знать в связи с нашей вылазкой в инклюзы? – объяснил он, произнося слова с осторожностью.

Ответом ему было молчание. Он терпеливо ждал, видя, что Анастасия не может его игнорировать. Пока не может.

– Осмотри свое снаряжение, – сказала она наконец. – Ваш мир главным образом создан из материи, наш – из энергии. Когда две реальности соприкасаются, наступает что-то типа эффекта соединяющихся сосудов и могут измениться свойства объектов, подвергшихся воздействию аномалии, такой как инклюзы.

– То есть артефакты из вашего мира, подвергшиеся влиянию нашего, делаются более материальными, а в противной ситуации возрастает уровень энергии? Я правильно понял?

– Да, поэтому, например, в анклаве постоянно играют патефоны.

Рудницкий кивнул.

– То есть достаточно интенции, – пробормотал он. – Патефоны придумали, чтобы воспроизводить музыку, поэтому энергия, сконцентрированная в анклаве, активировала их, реализуя цель, для которой их создавали.

Анастасия не прокомментировала выводы алхимика, но видимое напряжение на ее лице свидетельствовало о том, что она внимательно его слушает.

Как только они вышли на площадь перед арсеналом, сразу же заметили перемены: в окнах увеличилось количество винтовок, а оба броневика стояли с работающими двигателями.

– Что-то не так, – встревоженно сказал Рудницкий.

– Спокойно! – прошипела девушка. – Сейчас у нас договор с Самаэлем. Будет лучше, если он не начнет подозревать нас в каком-то коварстве.

Матушкин стоял в дверях арсенала и поторапливал их жестом. Видя, что они не реагируют, он сам выбежал им навстречу.

– Что случилось? – спросил Рудницкий.

– Прибыл гонец из штаба, – проинформировал офицер, тяжело дыша.

– И что?

– Сашка просит об отсрочке.

Алхимик выругался: договор с Самаэлем предполагал, что в течение двух дней россияне определят ворота, через которые должен выйти Проклятый и его свита. Посланец должен был подтвердить готовность к началу операции.

– Одна из этих… женщин вышла на площадь и подавала какие-то странные знаки. Думаю, что Самаэль хочет с тобой встретиться, – добавил россиянин.

– Ничего странного, – буркнула Анастасия. – Он думает, что через неделю оставит анклав.

– Сколько времени нужно Сашке?

– По крайне мере три дня. Что будем делать?

– Будем договариваться, – не своим голосом ответил Рудницкий. – И отзови эту тревогу.

– Ты уверен? Сейчас…

– Уверен, – прервал его алхимик.

Матушкин неохотно выполнил распоряжение. В окнах осталось только несколько наблюдателей. Алхимик поставил бы все деньги на то, что ни один из офицеров не отложил оружие, хотя двигатели броневиков умолкли.

– Ты должен… – начала Анастасия.

– Следующий, кто скажет мне, что я должен, получит в морду, независимо от пола. – Рудницкий прервал ее с яростью в голосе. – А теперь иди и договорись о встрече с Самаэлем!

Девушка вздрогнула, словно ее стегнули кнутом, и быстро направилась через площадь. Матушкин неохотно скривился: было заметно, что он хочет протестовать, но решил не комментировать. «Похоже, он пришел к выводу, что здесь и сейчас у нас бо́льшая проблема, чем отсутствие галантности к женщине, проявленное одним польским аптекарем», – подумал с иронией Рудницкий.

На площадь начала возвращаться мгла.

* * *

Впереди ехал броневик, следом за ним в идеальных колоннах четверками маршировали офицеры и выжившие из группы Самарина. Несмотря на то что у всех было оружие, они больше напоминали военнопленных, чем отряд, возвращающийся из успешного боя. И ничего странного: их окружали прислужницы Самаэля. Сам Рудницкий находился в центре группы, а Анастасия шла рядом с ним. На его шее была тонкая золотая цепочка. Не то чтобы его внезапно стали привлекать украшения – напоминающей ошейник безделушкой его одарила Анастасия, и не из-за чрезмерной любви. Как она проинформировала Рудницкого сразу после своего освобождения от клятвы, украшение было орудием обезглавливания. Если россияне не выполнят условия договора, он умрет первым.

Рудницкий не питал иллюзий, поскольку условия Самаэля были неприемлемы. Взамен на согласие Проклятого на отсрочку алхимик должен был отказаться даже от видимости перемирия, владыка анклава пообещал, что не атакует их, пока все люди не исчезнут с его глаз. К сожалению, это не решило основной проблемы: как защитить Петербург от theokatáratos? Вдобавок Самаэль потребовал, чтобы на расстоянии двухсот саженей от ворот не было ни одного солдата или броневика. Даже если бы Самарин сконцентрировал силы где-то за пределами демилитаризованной зоны, ему никоим образом не удалось бы остановить побег Проклятых. С другой стороны, Самаэль не похож на того, кто хочет убежать. Алхимик был не в состоянии посчитать прислужников владыки анклава – большинство из них держались в тени, однако он подозревал, что theokatáratos представляли угрозу даже для пехотного полка.

– Уже видны охранные башни, – сказал Матушкин. – Мы у цели.

Рудницкий с трудом сглотнул слюну, магический ошейник не создавал физического дискомфорта, однако у него все время было ощущение, что цепочка сжимает его горло.

– Самаэль, – буркнула Анастасия, – идет к нам.

Но Проклятый лишь мельком окинул их взглядом и красноречивым жестом направил нескольких невольниц в сторону ворот. Те сразу же выполнили приказ, но шли медленно, словно вынуждены были преодолевать сопротивление невидимой материи. Ну да: серебро…

– Он хочет проверить, все ли в порядке с той стороны, – сказал россиянин.

Рудницкий горько усмехнулся: ему осталось несколько минут жизни. Он надеялся, что смерть не будет болезненной.

Ворота открылись с легким скрипом, и первые Проклятые оказались на свободе. Через мгновение ворота полностью открылись.

– Выходим, – с облегчением произнес Винничук. – Наконец-то.

Мужчина, как и другие офицеры, нервно сжимал винтовку, но алхимик сомневался, что он смог бы, если что, воспользоваться ею: суки Самаэля окружали их плотным кольцом. До того как они успеют поднять оружие и прицелятся, им вспорют животы. Как Батурину.