Знакомые часы в деревянном корпусе на серванте мелодично отбили половину второго. Рита с трудом встала, оперлась о кресло. Ноги у нее были как ватные, лоб в испарине. Она неторопливо прошлась по комнате. Взяла висевшее на спинке стула полотенце. Вытерла пот. Невероятно. Она дома? Почему же не помнит, как попала к себе? Что произошло, где машина, куда подевались ее похитители? Сердце у нее билось гулко, тревожно. Она все еще ощущала слабость в ногах, во всем теле. Подошла к окну. Осторожно выглянула на улицу. Внизу у входа в подъезд горел одинокий фонарь. Под ним несколько припарковавшихся машин. Обычная ночь, привычная тишина. От легкого ветра бесшумно шелестела листва лип. Никто под окнами не стоял, не ждал ее. Она прошла на кухню. Все на месте. Все, как она оставила перед выходом к Фэрри. На белой плите чайник, на столике вымытые чашки. Ровно гудит холодильник. И кухонные часы показывают ровно половину второго. Значит, она спала, и вся эта жуть ей только приснилась? Боже, что же с ней произошло?! Радоваться ей или огорчаться?

Но разве не мечтала она оказаться у себя дома, принять душ, расслабиться, а потом полежать на диване с книжкой. И вот свершилось! О небо, какое это ведь счастье – ощущать себя свободным! Но что-то не понравилось ей в ее доме. Словно было в нем что-то не так. Словно кто-то чужой незримо присутствовал, следил за ней, она чувствовала его взгляд, ежилась, но никак не могла поверить, что в квартире кроме нее был еще кто-то. В комнатах сам воздух был нечистый. И этот знакомый тошнотворный запах кожи. Откуда он?

Она опустилась на пол и принюхалась. Чуть пахло резиной. Заметила тонкую темную полоску. Кроссовки! Она подошла к входной двери и понюхала ручку. Он нее несло вонючей кожей. Перчатки! И в них был запах той самой крови! Ей разом вспомнилось, как она неслась по Тверской, как задыхалась от бега. Остановилась у края тротуара. Возле нее затормозила машина. Кто-то ее окликнул. Она не обернулась, ускорила шаги. Потом рванулась назад и оказалась у памятника Маяковскому, спустилась в подземный переход. На Садово-Триумфальной хотела остановить «Волгу», но к ней подъехала «девятка». Она шагнула к ней, чтобы спросить, и в этот момент сзади чьи-то сильные ладони в перчатках зажали ей рот, вывернули назад руки, надели на глаза повязку. Ее скрутили как котенка и затолкали на заднее сиденье.

А потом все – провал, тишина. И только свист ветра в ушах… Ее везли, везли… Она потеряла всякую ориентацию. Где ее похитители? Куда подевались освободители? Кто доставил ее домой? Откуда узнали адрес? Ах да, по визитке. Теперь понятно. Значит, они были у нее в квартире, ходили по комнатам, осматривали вещи. О черт, этого еще не хватало. Теперь она не сможет чувствовать себя в собственном доме в безопасности. Она не сможет спокойно спать, есть, пить, не сможет работать, не сможет расслабиться ни на минуту. Жди каждое мгновение поворот чужого ключа в замочной скважине. Теперь предстоит срочно менять замок.

Она посмотрела на свои руки. У нее не было кольца с рубином. Вот в чем дело. Сняли подарок Антона. Нашли ценную вещь. Что ж, тогда ей просто повезло. Она еще дешево отделалась. Хорошо, если это были обычные грабители, которые хотели забрать ценности, поэтому стащили кольцо. Они рылись в ее сумке, обнаружили там визитку с адресом, ключи, мобильник, она в этот момент уже ничего не соображала. Ее подвезли к дому, открыли дверь, ввели, усадили в кресло, сами походили по комнатам, ничего особенно ценного для себя не обнаружили и уехали. Странное поведение. Зато и волки сыты, и овцы целы. Она не станет никуда заявлять. Никакой милиции. Там ей просто не поверят. А о чем рассказывать? Что у нее стащили кольцо? Так она сама мечтала его снять.

Она прошлась по комнате, посмотрела вокруг. И все-таки странно… Если это обычные грабители, то почему они не захотели взять телевизор, компьютер, почему не тронули в серванте дорогие фарфоровые статуэтки. Она рванулась в коридор. Сумка с кошельком так и лежала в прихожей на тумбочке возле двери. Ее руки машинально вытащили кошелек, пересчитали деньги. Три сотни долларов. И пять тысяч бумажками. Все осталось нетронутым. Они испугались? Но чего?

Она открыла сумку, вытряхнула все ее содержимое. И все поняла. У нее взяли мобильный и пистолет. Вот и все объяснение странного поведения непрошеных гостей. У нее взяли оружие и телефон. Лишили защиты и связи. На душе сделалось тягостно. Что теперь делать? Заявить в милицию? О чем? О пропаже браунинга, который сама приобрела нелегальным путем? Нет, дудки!

Она вернулась в комнату, села к бюро. Рядом на хрустальной подставке тускло отсвечивал магический кристалл, тут же серебристая корона и фигурка графа Брюса. Черный вольт остался на Рижской. Она не захотела брать его с собой.

Сверху упал листок. Это было письмо. Его написала какая-то Екатерина Ледич, художница. Эта женщина мечтала с ней познакомиться, сообщала, что давно и внимательно наблюдает за всеми ее опытами, пытается некоторые из них произвести у себя дома, но у нее мало что получается. Зато она умеет ворожить. Да-да, по-настоящему. Делает заговоры, приговоры, отводит порчу. Это у нее в крови, от предков, от цыган. И если Маргарите было бы интересно познакомиться с основами черной магии, с опытами по передаче черной энергии, то Катерина готова по первому ее сигналу прийти к ней и рассказать. Не только рассказать, но показать некоторые свои эксперименты.

Рита не стала его читать до конца, посмотрела только на адрес – Малая Ордынка, телефон. Она протянула руку и взяла свою книгу «Глазами экстрасенса». Машинально полистала, неожиданно увидела незнакомый ей рекламный проспект. «Частная психиатрическая клиника Бориса Тушина. Восстановление психики после нервных срывов, стрессов, диагностика и индивидуальное лечение. Профилактические мероприятия». И фотография палаты. Вот это новость? Когда он успел ее открыть? И как проспект попал в ее книгу? Позвонить Борису, спросить? Она устало зевнула, вложила в книгу письмо и рекламный проспект и поставила на прежнее место. Ее волновал сейчас не рекламный проспект, а Екатерина Ледич, художница, по происхождению цыганка, которая умела не только ворожить, но и вторгаться в чужие души. Откуда она появилась?

Стоп, вспомнила! Боже праведный! Это была та самая женщина, которой Светлана продала свою квартиру. Как могла она забыть! Да, Екатерина Ледич, художница с Набережной! Это с ней Валентин собирается открыть музей преступников. О них читал Джон в журнале «Московская старина». Вот почему Света так назойливо выспрашивала ее о Валентине. Сумела эта цыганка влезть в ее сферу. Вошла в открытую Ритой дверь. Завладела ее мужем и квартирой на Рижской. А теперь решила приобрести квартиру на Дегтярном. Финансирует музей преступников, Валентин в ее руках сделался послушным орудием.

Подошла к шкафу, подняла потяжелевшие веки, посмотрела на себя в зеркало. И не узнала: на голове какие-то черные волосы, чей-то парик, вся растрепанная, на ней странная кожаная юбка, которой у нее отродясь не было, под глазами синие круги. Что у нее за вид? Она опустила глаза вниз. И ужаснулась. У нее на ногах были чужие стоптанные кроссовки. От них раздавалось это отвратительное повизгивание.

С гримасой брезгливости она скинула парик, чужие кроссовки, сбросила кожаную юбку, бросилась в ванную. Открыла горячий душ, вылила на себя целый флакон шампуня. И пену смывала долго, старательно. Потом перед зеркалом внимательно осматривала свое тело и, слава богу, не обнаружила ни одной царапины, ни одного синяка. Значит, она в целости, ее не тронули. Достала из шкафа белый халат, завернулась в него и села снова к бюро. Откуда у нее этот чертов парик, пустая оправа для очков, повязка, веревки? И кожаная юбка с кроссовками? С гримасой ужаса она посматривала на них. Когда успели ее переодеть? Уж не сглаз ли это? Чужую неприятную одежду надо вымести из своего жилья, вспомнила она правила ворожбы, вымести чистым веником и вместе с веником сжечь!