– Это ты меня оставь! – огрызаюсь и смотрю на осколки «сони» невидящим взглядом. – Простой уйди.

Артем долго топчется на месте, но потом тоже уходит. Я на автопилоте бреду за рюкзаком, ссыпаю туда все, что осталось от моей помощницы, а после в таком же состоянии тащусь на выход. Уже на улице понимаю, что нужно вызвать такси, но вспоминая слова Ника, вспоминаю и его самого. Поэтому вместо того, чтобы открыть Uber, набираю сообщение Омельчину:

«Забери меня отсюда. Пожалуйста»

И даже не удивляюсь тому, что он тут же меня перезванивает. Это именно то, что мне сейчас так необходимо.

– Где ты?

А когда Ник все-таки приезжает за мной, бросаюсь ему на шею и реву, как дурная. Будто при виде него во мне прорывает невидимую дамбу, и вода грозит захлестнуть всю округу. Плечи Омельчина каменеют, но лишь на миг, потом он сжимает меня в объятиях.

– Что случилось?

– Он повредил… повредил… – Я захлебываюсь рыданиями, и не могу произнести фразу до конца.

– Что повредил?

– К-к-кам-меру!

Я отрываюсь от Ника, чтобы показать ему поломанную «сони» в моем рюкзаке. Он смотрит на это все, коротко матерится и вдруг хватает меня в охапку, стискивает так, что, кажется, сейчас затрещат кости.

– Хорошо, что ты сама не повредилась, дурочка, – выдыхает мне в макушку.

– Сам д-д-дурак!

– Как это произошло?

– Влад, – произношу без запинки, и умоляю: – Забери меня домой!

Как ни странно, Ник больше не задает вопросов: он просто делает то, о чем я его попросила – отвозит меня к себе. Реветь я перестаю еще в машине, но ощущение такое, будто вместе со слезами из меня вымыло всю мою способность чувствовать. Потому что внутри пусто. Совсем.

Ник снова предлагает мне виски, но я отказываюсь. Не хочу пить. Я вообще ничего не хочу.

– Может, кофе? – спрашивает он, когда я собираюсь подняться в бильярдную.

– Нет, – качаю головой. – Спасибо за все, но я хочу побыть одной.

– Сначала расскажи, что произошло.

От одних только воспоминаний становится муторно и обидно, но я только шмыгаю носом и пожимаю плечами:

– Да нечего рассказывать. Влад выбил камеру из моих рук, она упала со второго этажа и разбилась вдребезги. Никто этого не видел…

– Никто?

– Видимо, все смотрели на подиум.

– А что ваш руководитель? Ты к нему обратилась?

– Сказал, чтобы решали свои дела не во время учебной практики. – Мой голос все-таки начинает подрагивать и приходится закусить губу, чтобы удержать эту дрожь. – Без камеры я не смогу продолжать учебу.

И работать тоже не смогу.

Не могу я без камеры.

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю:

– Извини, но мне действительно нужно побыть одной.

Думаю, что не смогу уснуть, но вырубаюсь, как только возвращаюсь из ванной. Правда, меня всю ночь мучают кошмары, в которых раз за разом пытаюсь спасти свою «сони», выскальзывающую из пальцев, и в которых я возвращаюсь домой, потому что денег на новую камеру у меня нет. Просыпаться и вставать после такого совсем не хочется, но я открываю глаза и натыкаюсь взглядом на коробки, стоящие на бильярдном столе.

Моргаю спросонья, но коробки не исчезают. Тогда я в секунду слетаю с дивана и раскрываю коробки, чтобы убедиться, что это не чья-то шутка. Но нет! Внутри новенькая «сони» последней модели. Именно та, что мне нужно. Которую я себе хотела и о какой мечтала. А еще здесь объективы.

Сегодня точно не мой день рождения?!

Мне хочется смеяться и плакать одновременно, но я дрожащими пальцами осторожненько возвращаю камеру в коробку и, как есть босиком и в пижаме, спешу к Омельчину.

Он как раз в гостиной, работает на ноуте. Но при виде меня откидывается на спинку кресла и снимает очки.

– Откуда все это? – спрашиваю, сбегая по лестнице и останавливаясь перед его столом.

– Из магазина. Доставили полчаса назад.

Ник в своем репертуаре!

– В смысле, зачем? Они стоят целое состояние. У меня нет таких денег, по крайне мере, сейчас.

– Это подарок.

– Подарок стоимостью в целое состояние? Я не могу его принять. Он же стоит…

– Целое состояние, – перебивает меня он. – Ты уже это говорила.

– И скажу снова, – раздражаюсь я. – Ты не должен был!

– Мне захотелось.

– Я не приму!

Я чувствую себя по-дурацки. Потому что больше всего не свете хочу себе эту камеру. Но принять ее не могу – во мне просыпается гордость. Или совесть. Или мамино воспитание, чтоб его!

– Хорошо, – кивает Ник, возвращаясь к работе. – Тогда сложи все на свободную полку в бильярдной.

Я хмурюсь.

– Ты разве не будешь возвращать камеру и объективы в магазин?

– Нет.

Я раздумываю ровно секунду, а может долю секунды, и решаю, что «сони» в коробке – это просто противозаконно. А «сони» в коробке у меня на виду так совсем издевательство.

– Тогда я заберу ее!

– Другое дело, – улыбается Ник, и уголки моих губ тоже непроизвольно разъезжаются в стороны.

Я обхожу стол и забираюсь к нему на колени, целую так, что у самой начинает кружиться голова от недостатка кислорода и, кажется, от переизбытка счастья.

– Вау, – говорит он, когда я все-таки отстраняюсь. – За такой поцелуй и целого состояния не жалко.

– Вот значит как! – делано обижаюсь я, а потом, не выдерживая, смеюсь вместе с ним.

Счастье разливается во мне, расширяется и грозит смести все на своем пути, поэтому, прежде чем я зацелую Ника, шепчу:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – серьезно отвечает он. – Но и деньги у тебя тоже будут.

Мои брови взлетают вверх, а Ник тянется за смартфоном и открывает видео. Изображение черно-белое, но достаточно четкое. И пусть звука нет, я почти сразу узнаю себя и Влада на балконе. Я смотрю на себя как бы сверху и слева.

– Что это? – спрашиваю сиплым от волнения голосом и вздрагиваю, когда от быстрого движения блондина «сони» вылетает из моих рук. Видео обрывается, когда я срываюсь с места.

– Доказательство, с которым ты пойдешь в суд.

– Как ты… Откуда это у тебя?

– Клуб, в котором вчера был показ, принадлежит моему хорошему знакомому. Камеры все записывают, информация хранится сутки, поэтому мы быстро нашли то, что нужно.

Что?

Нет, не так. Что-что-что?!

– Если сломанный нос на него не сработал, но это сработает точно. – Во взгляде Омельчина сталь, даже у меня мурашки по коже. – Я перекину тебе видео.