Генри вернулся в свою комнату. Его первым побуждением было вышвырнуть рукопись в окно и никогда не видеть ее более. Единственная возможность избавиться от терзавшей душу неизвестности была уничтожена смертью графини. Где он сможет найти облегчение, если примется читать дальше?

Молодой человек нервно ходил по комнате. Через некоторое время мысли его приняли новое направление. Вопрос о прочтении рукописи представился ему в другом свете.

Ему стало из пьесы известно, что заговор составлен. Но ему неизвестно, приведен ли он в исполнение.

Рукопись валялась на полу в том положении, в котором Генри ее оставил. Молодой человек поколебался мгновение, затем поднял бумаги, сел к столу и принялся читать с того места, на котором остановился.

«Графиня погружается в детальное обдумывание плана. Возвращается барон. Он полагает, что болезнь курьера опасна, и предлагает посоветоваться с врачом. Слуг в замке не осталось. Барон сам собирается идти за доктором.

— Ты прав, доктора нужно вызвать непременно, — отвечает графиня. — Но сначала послушай, что я тебе скажу!

Графиня сообщает барону свою идею. Барон воспламеняется.

Могут ли они опасаться открытия дерзкого плана?

Милорд живет в Венеции в совершенном уединении. В лицо его знает только банкир. Милорд представил ему аккредитив, и больше они не видались.

Его сиятельство не приглашал к себе гостей и сам никогда не бывал в гостях. В редкие случаи прогулок милорд нанимал гондолу и ездил всегда один. Отвратительные подозрения заставляли его стыдиться выезжать с женой. Короче, милорд вел жизнь, облегчающую выполнение задуманного предприятия.

— Надо сговориться с курьером, — говорит барон. — Попробуй его купить. Недавно я его спросил в шутку, что бы он сделал за тысячу фунтов. Малый ответил, что готов на все. Помни об этом и не торгуйся.

Сцена меняется. Теперь она представляет комнату курьера. Бедняга лежит и плачет, держа в руках фотокарточку жены. Входит графиня. Она выражает сочувствие несчастному.

Больной благодарит и в припадке откровенности сообщает госпоже о своих заботах. Теперь, находясь на смертном одре, курьер чувствует угрызения совести, потому что пренебрегал своей женой, унижал ее, уделял ей мало внимания. Он безропотно покоряется смерти, справедливо полагая, что все в мире делается по Божьей воле, но приходит в отчаяние при мысли, что не скопил за свою жизнь ни гроша и оставляет свою вдову на произвол судьбы без всяких средств.

Графиня начинает разговор, имея в виду сообщенные ей факты.

— Что бы вы сказали, если бы вам предложили сделать вещь, для вас не затруднительную, и подарили за это тысячу фунтов? — спросила она. — Эти деньги вы могли бы отказать своей вдове!

Курьер привстает на локтях и глядит на графиню с выражением недоверчивого изумления. Неужели его госпожа так жестока, что позволяет себе шутить над человеком в его положении? Пусть миледи скажет прямо, что эта за «легкое дело», оплачиваемое такими деньгами?

Графиня пристально смотрит на слугу и, помолчав мгновение, сообщает курьеру свой план без малейшей утайки.

Молчание продолжается несколько минут. Курьер еще не столь слаб, чтобы соглашаться, не подумав как следует. Не спуская глаз с графини, он делает довольно дерзкое замечание:

— До сегодняшнего дня, миледи, я не был особенно религиозен. Но после того, как вы поговорили со мной, я начинаю верить в дьявола.

Интересы дела требуют от миледи юмористического отношения к его словам. Она не обижается. Она говорит только:

— Подумайте полчаса. Ваша жизнь в опасности. Речь идет о вашей жене. Останется ли она без гроша в кармане или с тысячью фунтов, завещанных добрым мужем.

Оставшись один, курьер обдумывает свое положение и принимает решение. Он с трудом поднимается, пишет несколько строк на листке, вырванном из записной книжки, и медленными дрожащими шагами выходит из комнаты.

Графиня по прошествии получаса находит комнату пустой. В этот момент входит курьер. Зачем он вставал? Курьер отвечает.

— Я защищаю свою жизнь, миледи, если Бог окажет мне милость и я выздоровлю еще раз. Если вы и барон вздумаете спровадить меня на тот свет или лишить награды, я шепну доктору, где он может найти листок с описанием преступления вашего сиятельства. Безусловно и на смертном одре у меня достанет сил произнести заветные три фразы. Но если вы сдержите свое слово, я укажу вам адрес компрометирующего вас документа.

После такого предисловия больной излагает условия, на которых согласен играть свою роль в заговоре, чтобы умереть — если умрет, — за тысячу фунтов стерлингов.

Или графиня, или барон должны в его присутствии пробовать пищу и питье, которые будут подаваться к его столу. То же относится и к лекарствам, которые будут ему прописаны. Предложенная сумма должна быть заключена в одном банковском билете, завернутом в лист бумаги, в котором будет написана одна строчка, продиктованная курьером. Билет с запиской должен быть вложен в конверт, адресованный его жене, и приготовлен к отправке почтой. Конверт должен ежесекундно находиться под подушкой больного.

И последнее. Курьер — человек, может быть, и беспутный, но придерживается в жизни определенных принципов. Чтобы не нарушать их, он настаивает на том, что не должен быть посвящен в ту часть заговора, которая касается милорда. Он не особенно заботится о том, что станется с его бывшим господином, но не желает взваливать чужую ответственность на свои плечи.

Согласившись с условиями, графиня зовет барона.

Барон входит тотчас: он ожидал в соседней комнате. Графиня сообщает, что договоренность достигнута. Барон кивает, но он слишком осторожен, чтобы сделать какое-либо замечание.

Повернувшись спиной к кровати больного, он показывает миледи склянку с надписью «хлороформ». Ситуация ясна. Барона вынесут из его спальни в бесчувственном состоянии. В какой части дворца его укроют? Миледи в дверях вполголоса задает этот вопрос. Барон шепотом отвечает:

— В подвалах!

Занавес падает».

Так заканчивалось второе действие.

Переходя к третьему, Генри почувствовал утомление. И духовно и телесно молодой человек нуждался в перемене обстановки и прогулке.

Он перелистал оставшиеся страницы. Последняя часть рукописи значительно отличалась от только что им прочитанных. Признаки душевного расстройства выказывались на них тем заметней, чем ближе изложение подвигалось к концу. Почерк графини становился все хуже. Некоторые фразы были брошены на середине. В диалогах вопросы и ответы не всегда стыковались или вдруг приписывались не тому, кому следовало. В некоторых частях рукописи слабеющий разум писательницы как будто оживлялся на время, в иных — угасал, и нить повествования запутывалась пуще прежнего.