— Хорошо, — сказал он и ушел.

Я вернулся в барак и лег. Голод парализовал все жизненные функции, в том числе и работу мозга. Думать не хотелось, но нужно было. Он соберет нас в побег и сдаст — это ясно. Он заплатит за свою работу по специальности нашей кровью, моей жизнью. Нас или убьют на Буграх, или затравят собаками и дадут еще по пятнахе. Он не может не знать, что уйти отсюда невозможно. Но сгущенное молоко.

Я заснул и видел в эту ночь какие-то сказочные сны из детства.

Весь следующий день прошел как в тумане. Я механически двигался, думая лишь о том, как дожить до вечера, следя за медленным движением холодного белого солнца к западу.

Наконец заржали кони, которые всегда чувствуют время лучше людей.

Я пошел к бараку. Вербов ждал меня на крыльце. Мы зашли, сели около длинного стола, и он достал из карманов две банки сгущенки.

— Хлеб завтра, — сказал он.

— Ладно, — согласился я.

Я открыл банку ударом топора, густая белая масса потекла по руке. Я слизывал ее и стонал от удовольствия. Он дал мне ложку, я сел поудобнее и съел всю банку, потом вторую, потом тщательно облизал ложку и сказал:

— Знаешь, я передумал. Иди без меня. Он молча поиграл желваками и вышел.

Надо было предупредить остальных, но я не знал их.

Вербов уговорил четверых. Они бежали через неделю. Двоих убили на Буграх, двоих судили и дали еще по пятнадцать лет. Самого Вербова увезли. Он обнаружился на другом прииске, где так же работал в геологоразведке. Был сыт, брит и нос в табаке.

Я был рад, что не поверил ему. Это была маленькая, бесполезная, но месть.

АВГУСТ 1945, Львов

…Утром следующего дня порученец военного коменданта вернулся в комендатуру почти к полудню. Виктория стучала пальчиками по клавишам машинки, одновременно отвечая на телефонные звонки. Обычно строгая, неулыбчивая и неприступная, она светилась сегодня таким безудержным счастьем, что лейтенант Висницкий только присвистнул. Он догадывался о причине столь разительной метаморфозы гордячки, которая давно ранила его сердце. И, испытывая острое желание увидеть, как это озаренное радостью лицо потускнеет, он сел напротив, закинул ногу на ногу и, как бы между прочим, сказал:

— А я из тюрьмы, Виточка.

— Виктория! Мы договорились, что для вас, Висниц-кий, я Виктория. Мы на службе! И вообще.

— И вообще, держите дистанцию, так?

— Так, — подтвердила девушка и, не желая сегодня никого обижать, уже мягче добавила:

— Ну, вы были в тюрьме, поэтому и опоздали?

— Не опоздал. Выполнял поручение генерала. Там следствие идет по поводу нападения на вагон с продовольствием. Поскольку продукты предназначались для города, генерал хотел знать о масштабах потерь.

— И что же?

— Ничего. Видел налетчиков. Рожи у них избитые, распухшие, но опознать можно.

— Что значит — опознать? Вы кого-нибудь из них знаете? — Виктория удивленно улыбнулась.

— Я — нет. А вы — да!

— Что за чушь? Среди моих знакомых нет налетчиков! — Тонкая бровь взлетела вверх, что означало негодование. Он знал все ее жесты, всю мимику.

— Зато среди налетчиков есть ваши знакомые. Тот милый паренек, с которым вы на днях весь вечер кружились в вальсе, помните?

— В клубе? — мгновенно охрипшим голосом спросила Виктория. Руки ее застыли.

— Ну да, в клубе, где же еще. Так вот, он был среди налетчиков. Как его зовут, кстати?

— Я не успела с ним познакомиться, мы просто танцевали, — сухо откликнулась Виктория. Пальцы ее снова забегали по клавишам. — …Если это вообще он. Вы же говорите, бандиты сильно избиты.

— Да, избиты, — злорадно подтвердил лейтенант. — Но не до неузнаваемости, конечно. У нас там не гестапо. Так что опознать вполне можно.

Он сладострастно наблюдал, как погасло ее лицо, как опустились уголки губ, как нахмурился чистый лоб.

Вот-вот, почувствуй, что такое душевная боль! Будешь знать, в кого следует влюбляться!

Лейтенант, посвистывая, направился к двери.

— Я в буфет, если вы не против, Виктория Михайловна, — язвительно сказал он.

Виктория рассеянно кивнула. Весь день, стуча по клавишам, отвечая на звонки, вопросы генерала, посетителей комендатуры, — весь этот длинный рабочий день она думала, как организовать побег.

Ее не занимало, почему Максим пошел на такой шаг, почему оказался среди грабителей — это выяснится позже. Главное сейчас — вызволить его из беды. Как назло, это был день приема граждан по личным вопросам и народу в приемной было очень много. Сидя в очереди, люди обсуждали ночное происшествие, и оно обрастало самыми невероятными подробностями. То говорили, что налетчиков пятеро и среди них есть женщина, то их становилось вдвое больше и оказывалось, что они поубивали чуть не целую роту НКВД. То, наоборот, всего двое, но таких матерых, что им удалось «завалить» троих человек охраны, перетаскать тяжеленные мешки на телегу и умчаться на лошадях. если бы не случайное появление машины с солдатами, убежали бы!

— А убитые есть?

— Нет, вроде нет.

— А я слышал, есть! Не то пятеро, не то шестеро.

— Главное, один из налетчиков совсем молодой! Лет двадцать! Вот ведь поскудники. Это что же завтра будет? И куда смотрят. В городе орудует банда.

Слушая эту бесконечную болтовню, Виктория едва не теряла сознание. Когда она в очередной раз прижала пыльцы к вискам, неприятно высокий, но властный голос прервал разговоры.

— Товарищи! Прекратите сеять панику! Банда обезврежена. А налетчиков было всего трое. И никто не убит! Что не снимает с них ответственности, разумеется. Сидят по камерам, голубчики. Так что, знаете ли. Не надо вот это вот. И секретарю работать мешаете, — он внимательно посмотрел на Викторию.

— А вы откуда, простите, знаете?

— А я там работаю! В тюрьме! Еще вопросы есть? Тогда извините.

Он уткнулся в газету. Виктория продолжала работать, изредка поднимая глаза на сотрудника городской тюрьмы. Круглое лицо, невыразительные рыбьи глаза под тяжелыми веками. Неприятное лицо.

Мужчина оказался последним посетителем, когда он вышел из кабинета коменданта, рабочий день закончился.

— Вита, вы свободны, — отпустил ее генерал.

Она быстро убрала бумаги в сейф, подхватила сумочку и кинулась на улицу, по которой, не торопясь, шел тот самый сотрудник тюрьмы, который ее так интересовал. Конечно, среди сотрудников этого учреждения были люди, которые могли помочь Максиму, но это были люди Курта, а его она пока ни в коем случае не хотела посвящать в эту историю, — иначе ее возлюбленному угрожала бы смертельная опасность — майор ревнив и жесток.