Полетаев сам не понимал, как он мог так сплоховать. Объяснение было одно: когда он слышал голос Хорошева, им овладевал страх. А это то чувство, которое парализует мозг. Сейчас Пролет боялся еще больше. Совсем недавно Валентин Матвеевич доказал, что простыми обещаниями не ограничивается.

– Ус!

Дача помощника – не особняк, и эхо по нему не гуляет. Имя телохранителя пришлось повторить еще дважды. Вскоре Усов появился и озабоченным взглядом окинул обстановку. Ничего предосудительного он не обнаружил – шеф живой, на ногах, спокоен и строг. Стена – в винных потеках, под ней – осколки хрустального стакана. Все точно так же, как частенько бывало в загородном доме.

Подняв руку к груди, он едва успел подхватить брошенную ему трубку.

– Убей этот телефон. Завтра утром купишь мне другой.

Опять это вино...

Через мгновение после того, как каблук Уса врежется в пластмассовый корпус во дворе дачи, на этот номер поступит звонок от посредника, который Николай Иванович так ждал.

Обменять картину на гарантии из «Свисс-банка» в Цюрихе Николай Иванович мог еще сегодня ночью, после экспресс-экспертизы картины. Но сейчас он об этом не знал. Избавившись от телефона и, как ему думалось, от надоедливости Хорошева, Полетаев снова уселся в кресло и потянулся к бутылке. Завтра утром он сам позвонит «контакту» и сообщит новый номер для связи. А оставшиеся часы можно использовать для того, чтобы немного отдохнуть.

Ровно в десять утра он бодрым голосом скажет посреднику, что снова готов к встрече, а в ответ выслушает сомнения в необходимости дальнейшего общения с ним серьезных людей. Сделка могла состояться еще несколько часов назад.

– Да пошли вы все к чертовой матери!! – взъярится Пролет. – Сидят, вафли сосут да еще замечания отпускают! Это я выражаю сомнения в необходимости дальнейшего общения! Кажется, это мне нужно поискать более серьезных людей!

Через мгновение ему перезвонят, еще раз попросят не волноваться и сообщат, что теперь встреча произойдет только через день, двенадцатого июня.

– У вашего контрагента что, месячные, что ли?!!

– Так нужно, – ответят Полетаеву. – Послезавтра все будут довольны.

– А я войду в этот список? – ядовито справится Николай Иванович.

– Одним из первых.

Все это случится завтра.

А сейчас Полетаев, сжимая в безвольной руке второй вынутый из бара стакан, спал. Он заснул почти сразу после того, как вышел Ус. Сгорел до предела раскаленный предохранитель, отвечающий за функцию стоического сопротивления обстоятельствам.

Струге не ошибся. Рябой москвич не заставил себя долго ждать и вышел на судью вечером того же дня, когда Антон с Пащенко устроили дорожно-транспортное происшествие перед самым крыльцом областного суда. Представитель представительной структуры не стал утруждать себя долгими речами. Он набрал номер мобильного телефона Струге и, не здороваясь, спросил:

– Вы связались с фигурантом?

Такое бескультурье не искушенный в разведиграх судья отнес за счет серьезности намерений собеседника и, так же не здороваясь, стараясь ничем не отличаться от собеседника, ответил:

– Нет.

– А почему?

– Только что собирался. Вы как чувствуете, да?

Рябой подышал в трубку и объяснил Струге, что время идет, и идет время именно его, Струге, а не его, рябого. Напомнил о «соусе», что было совершенно лишним, и попросил ускорить ход событий.

– Может, послать его подальше? – задумчиво спросил Антон, пряча телефон в карман.

– Давай, – согласился Пащенко. – Тогда зачем я устраивал этот цирк и калечил прокурорский автомобиль? – И он сам ответил на свой вопрос: – Автомобиль я калечил, чтобы подонок Валандин не успел передать Лукину кассету. А ты делаешь все, чтобы та же кассета, но отснятая из другого угла, в руках Игоря Матвеевича все-таки оказалась. Звони Хорошеву. Или как там теперь его... Седому.

Антон вынул телефон, нашел в базе номер телефона Хорошева и тут же его набрал. Для некоторых людей самая лучшая подготовка – экспромт. Особенно когда не имеешь представления о том, к чему нужно готовиться...

– Слушай, – начал Антон, едва услышал знакомый голос, – почему от хванчкары девяностого года голова болит, как от две тысячи третьего?

После короткой паузы Хорошев справился:

– Я что-то не понял... Вы поутру номером не ошиблись?

Струге расхохотался, реакция школьного товарища ему понравилась.

– Это я, Валя, Антон. Что ж ты так по-птичьи поступаешь? Друзей омарами накормил, да и забыл...

– Антоха!! Ё-мое!.. Ты прости, дорогой, я тут совсем зашился!..

«Кто бы сомневался», – пронеслось в голове Струге.

– Я сам хотел позвонить, да тут то одни дела, то другие!

– Мы вот тут с Вадиком расслабиться решили: в городе Турнир Четырех среди малолеток проходит. Это на «Океане». Не забыл еще родной стадион?

– Что за турнир? – опешил Хорошев. – Первый раз слышу.

– Пацаны-футболисты не старше шестнадцати приезжают. Шведы, французы, немцы... Короче, поболеть за российский футбол не желаешь? Надежда, конечно, умирает последней, после того как любовь к российскому футболу убивает веру в него, однако... Однако как-то ведь нужно проводить выходные?!

Хорошев с готовностью согласился. Еще бы! Пойти со старыми друзьями на футбол...

– Я пару фляжек коньяка прихвачу, – пообещал Валентин.

– Никакого коньяка, – отрезал Струге. – Традиции превыше всего. Только пиво... Кто это у тебя там орет, в трубке?

– Это радио. Сейчас приглушу звук.

Через мгновение на том конце связи помехи действительно исчезли.

– Пересекаемся у ворот стадиона в семнадцать тридцать, – предупредил Антон. – В восемнадцать открытие и первая игра. Наши оболтусы вывалятся на поляну вместе с французами. Ну как? Дела подождут?

– Непременно, – ответил Хорошев, выключил связь и...

...повернулся к стулу, к которому был примотан скотчем окровавленный человек. – Непременно. Так на чем мы остановились?

– На местонахождении Полетаева, – подсказал Хан, рассматривая на руке пропитанную кровью повязку. – Молчит, сука. Хоть убей.

Сегодня, в начале рабочего дня, когда к местам службы начинает стекаться разномастная публика, к строительной компании Полетаева подъехал серый обшарпанный джип и замер в ста метрах от входа в заведение Николая Ивановича. Простоял он там недолго, всего минут двадцать, до того самого момента, как на улице появился человек лет двадцати пяти на вид, с пухлым портфелем в руке. На нем белые брюки и рубашка, а также очень дорогие, даже по эксклюзивным меркам, серые мокасины. Даже несведущему в организационно-штатной структуре полетаевского предприятия гражданину, наблюдающему за спешкой этого состоятельного гражданина, стало бы ясно, что в этой системе он имеет довольно высокий статус. И дело даже не столько в одежде, сколько в уверенности поступи. Люди подневольные, отрабатывающие на работе номер, шагают не так. Они семенят, боясь опоздать к тому моменту, когда штатный стукачок фирмы начнет записывать в свой истрепанный блокнот фамилии и проставлять напротив них количество минут. Шагать так, как двигался к подъезду молодой человек в светлой одежде, мог только тот, кто торопится начать очередное важное дело, могущее принести прибыль как себе, так и боссу.