«В чем вы его подозреваете?» – быстро написала Цветова, почти не глядя на бумагу, пытаясь по выражению лица Турецкого определить, соврет он ей сейчас или нет.

Значит, все-таки личное! Турецкий, конечно, соврал, естественно не краснея и не отводя глаз, – многолетняя практика неприятных разговоров с женой и начальством его изрядно закалила.

– Этого человека видели утром десятого у вашего офиса. Мы должны с ним поговорить и убедиться, что он не связан с покушением. Вы можете назвать его имя?

«Игорь Гусев. Пушкинская набережная, 8, 15».

– Вы давно знакомы?

«Две недели. Он не может быть убийцей. 10-го он улетел во Владивосток, а 11-го ушел в рейс. Наверное, приходил прощаться. Он сбрил бороду, как обещал».

– Он моряк?

«Старпом на рыболовецком траулере».

Разумеется, название траулера, фамилия капитана и прочие подробности были Цветовой неизвестны. Они и самому Гусеву наверняка неизвестны, если даже он Гусев, а Турецкий в этом очень сомневался. Все это красивая сказка про белого бычка для переспелых дурочек, которые любят моряков и военных. Но адрес – это уже что-то.

Прямо из ЦКБ Турецкий позвонил Грязнову:

– Слава, давай группу оперативников на Пушкинскую набережную, дом восемь.

– Подрывника нашел? – деловито справился Грязнов.

– Скажем так, следы подрывника.

Грязнов с командой прибыл на место буквально через двадцать минут. Группа захвата блокировала подходы к дому, перекрыла подъезд и лифт. Турецкий с Грязновым лично поднялись к пятнадцатой квартире.

Вместо ожидаемой тишины изнутри доносились звуки бурной жизнедеятельности: на полную громкость работал телевизор и, кажется, жужжал пылесос. Вынув пистолет, Турецкий позвонил:

– Откройте, милиция!

Пылесос смолк, в прихожей раздались шаркающие шаги, но дверь не открылась, и ответа не последовало. Турецкий позвонил еще и повторил призыв – результат тот же. Обитатель квартиры явно затаился. Неужели рассчитывал, что постучат-постучат и уйдут?

Грязнов жестом отдал команду омоновцам. Дверь слетела с петель после первого же удара, в глубине квартиры метнулась какая-то тень. Предупрежденные о том, что подозреваемый, вероятно, вооружен, бойцы группы захвата с максимальной осторожностью пробрались внутрь.

Но ни стрельбы, ни взрывов из глубины квартиры не последовало. Задержали до смерти перепуганную женщину лет пятидесяти и уже на балконе при попытке перелезть на соседний балкон – мужчину кавказской наружности, ничего общего не имеющего с Гусевым.

Женщина, Зябликова Светлана Геннадьевна, оказалась хозяйкой этой типовой однокомнатной квартиры. А кавказец был ее новым жильцом, который обретался в Москве, разумеется, без регистрации и с большим трудом пытался сформулировать цель своего прибытия в столицу. Но не смог.

Его с вещами отправили в ближайшее отделение милиции, группу захвата отпустили, а хозяйку отпоили валерьянкой – у нее от испуга и жалости к исковерканной двери случился нервный припадок. Турецкий допросил ее тут же.

– Вам знаком этот человек? – сурово поинтересовался «важняк», демонстрируя Зябликовой портрет подозреваемого.

– Прошлый жилец, – не задумываясь, ответила она. – Игорь. Гусев его фамилия. Две недели у меня прожил, а десятого съехал. Только он с бородкой был, «шкиперская» называется.

Грязнов махнул из окна экспертам-криминалистам из управления, чтобы поднимались. Как и предполагалось, Гусев вовремя скрылся, но пальчики его в квартире остаться могли или еще что-нибудь, что, возможно, поможет окончательно установить его личность.

– Нас интересует абсолютно все, что вы о нем знаете. – Турецкий пожалел, что не захватил диктофон, и достал бланк протокола допроса свидетеля.

– Да ничего я не знаю, – замахала руками Зябликова. – Он мое объявление в газете увидел о сдаче квартиры и позвонил. Сказал, что от жены ушел. Он, мол, ее с любовником застукал, решили разводиться, но не гнать же ее с ребенком из дому. В общем, сам ушел, мне сказал, что поживет недолго, пока подыщет что-то подходящее. Десятого мне позвонил, я сейчас у дочери в Сергиевом Посаде проживаю, внуку младшему полгодика, дочери помогаю… Так вот, позвонил и сказал, что с женой они, значит, все уладили и он возвращается, мол, к ней. Ключ мне в почтовом ящике оставил, а заплатил он как раз за две недели…

– Временную прописку вы, конечно, не оформляли?

– Да собиралась я, как раз перед тем, как он съехал, собиралась! – вдохновенно забожилась хозяйка квартиры. – Кто ж его знал, сколько он проживет, может, назавтра любовницу себе найдет и к ней переберется? Что же я буду занятых людей дергать: прописывай, выписывай…

– Вы хоть паспорт его видели? – прервал ее Турецкий.

– Паспорт, конечно! Да я паспорт всегда первым делом требую. Новый у него был паспорт, все как положено.

– А прописка?

– Прописка московская. Адрес его я, правда, не запомнила, но то, что московская прописка – это точно. Гусев он. Игорь, дай бог памяти, кажется, Антонович.

– Кем работает, не говорил?

– Так моряк он, по полгода дома не бывает, вот жена и завела себе хахаля, а он из рейса на два дня раньше приехал.

– В квартире никто не жил после десятого?

– Никто. Только сегодня вот Умар тоже по объявлению зашел. Вы не думайте, я его без регистрации тут и на сутки бы не оставила, он сказал, что регистрация уже вечером будет. А я даже не успела прибраться после Игоря.

– Он случайно вещи какие-нибудь не забыл? – спросил Грязнов. – Расческа какая-нибудь за батарею не завалилась?

– Ничего не забыл и все-все за собой убрал, мне только вот и осталось, что половики пропылесосить и постельное белье поменять.

Эксперты уже закончили, отпечатков набралось как минимум пятнадцать разных комплектов, еще чьи-то волоски, чей-то образец почерка в качестве разгаданного кроссворда и даже следы чьих-то зубов на пластиковой пробке из-под шампанского, которая валялась под диваном. Квартира была маленькая, мебели – два шкафа, диван, телевизор, так что осмотр много времени не занял. Тайников и следов хранения взрывчатых веществ, естественно, никаких.

– Все правильно, – констатировал Турецкий. – Бомбу он здесь не делал, у него для этого наверняка специальная лаборатория была. Эта хаза у него для Цветовой конкретно предназначалась, на холостяцкую квартиру вполне похоже. Чтобы не так убого было, наверняка по мелочи приукрасил вазами, картинами, ракушками, кораллами всякими-разными, форму с якорями в шкаф повесил.

– Ну и что? – равнодушно спросил Грязнов.

– А то. За неполных две недели окрутил даму настолько, что она ему выдала все, что знала, про Чеботарева.

В телефонном справочнике Балабановых было много, Балабановых Д. меньше, но все равно много. Возможность того, что нужный человек вообще больше не живет в Москве, Черный отмел сразу и несколько часов обзванивал адресные столы, наркологические и психдиспансеры (если несчастный действительно спился, то должен состоять на учете) – безрезультатно. В большинстве мест его просто посылали подальше, ибо такую информацию они кому попало не дают, а там, где ему удалось уболтать девочек на телефоне – он так проникновенно расписывал собственную всепоглощающую тревогу за отца (брата, сына), – поискать соответствующие данные, как раз такого Балабанова и не значилось.