Примерно в ста шагах от Правых ворот лагеря их остановил пикет — солдаты с копьями наперевес.

— Кто идет?

— Друзья, именем императора! — прокричал в ответ Флавий.

— Двое из вас пусть подойдут.

— Ждите здесь! — приказал Флавий отряду, а сам с Юстином прошел вперед.

У подковообразного земляного вала, внутри которого расположился пост пикета, их встретил опцион и потребовал, чтобы они сказали, по какому делу явились.

— Мы привели подкрепление, — уверенно объявил Флавий, — и должны поговорить с императором Констанцием.

Взгляд опциона скользнул мимо Флавия, и вдруг глаза его широко раскрылись от удивления.

— Подкрепление, говоришь? Теперь победа уж точно будет за нами. — Он снова перевел взгляд на Флавия. — А что касается императора, то вы попали не в ту армию. Мы западные войска.

— Н-да. А кто здесь командует?

— Асклепиодот, префект императорского претория.

— Тогда мы должны переговорить с Асклепиодотом.

— Должны? — переспросил опцион. — Насчет этого ничего не знаю. — Он долго изучал их лица, после чего вновь поглядел на стоящую за ними толпу. — Ну хорошо, можете отвести свою банду разбойников к воротам. Я пошлю с вами одного из моих людей.

Навстречу им вышел опцион воротной охраны, у которого при виде странного отряда глаза полезли на лоб, и он в свою очередь тут же вызвал центуриона, а тот — одного из трибунов, но в конце концов их пропустили в лагерь, и они прошли под прикрывающими вход катапультами с задранными кверху ложками, похожими на головки саранчи.

Внутри берегового укрепления, где сосредоточилось множество людской силы, видно было, что атаки ждали в любой момент и готовились ее отразить — вокруг кипела налаженная работа: отряды под наблюдением опционов укладывали провиант и снаряды; работали оружейники; лошадей, все еще нетвердо ступающих после путешествия, сводили с выволоченных на сушу галер и привязывали около Морских ворот; дым от костров, на которых жарили пищу, поднимался в утреннем воздухе, и повсюду мелькали малиновые гребни надзирающих за всем центурионов. Но, несмотря на все это многолюдье, Via principia[14], когда они шли по ней, была почти пустынной — широкая протоптанная прямая улица, вдоль которой выстроились знамена когорт и центурий: голубые и фиолетовые, зеленые и малиновые, они слегка колыхались от легкого ветра, все еще шелестящего в болотах. А перед палаткой главнокомандующего, возле которой они остановились, красовался, раскинув во всю ширь серебряные крылья, орел легиона.

Трибун что-то сказал уставившемуся на них человеку и прошел внутрь, оставив их ждать у входа. Юстин, задрав голову, прочитал номер и название легиона: «Тридцатый Победоносный». Нижнерейнский легион… Он в свое время встал на сторону Караузия. И почти вплотную к орлу стояло знамя галльского легиона с изображением кентавра. Легион этот, видимо собранный понемногу отовсюду, когда-то тоже поддерживал маленького императора. Все как будто сходилось.

Вернулся трибун.

— Два командира могут войти, — объявил он.

Взглянув на Антония, Флавий усмехнулся, хотя голос был озабоченный и тревожный.

— Всех богов ради, держи их в узде, — сказал он, затем повернулся к Юстину: — А теперь вперед!

Они вместе шагнули мимо часового в наполненную бурыми тенями глубину палатки и остановились в дверном проеме, как и подобает вымуштрованным солдатам — подбородок кверху, пятки вместе. Крупный розовокожий человек за походным столом, со свитком папируса в одной руке и недоеденной редиской в другой, поднял голову и спросил их, своей мягкой манерой напомнив Паулина:

— Вы хотели поговорить со мной?

Молодые люди вытянулись по стойке смирно» и отсалютовали. Затем Флавий, неизменный оратор, проговорил:

— Командир, мы принесли весть, не знаю, слышал ли ты ее: суда императора Констанция видели неподалеку от Таната, и еще — вчера ночью вдоль Меловой жгли сигнальные костры.

— Извещающие о нашей высадке, ты это имеешь в виду? — В голосе командующего был явный интерес, и звучал он по-прежнему мягко.

— Думаю, да.

Розоволицый великан кивнул, низко опуская голову.

— О первой из вестей мы слышали, о второй нет. Что еще вы хотите мне сказать?

— Мы привели с собой отряд, — тут Флавий заколебался, подыскивая подходящее слово, — отряд из преданных союзников, с тем чтобы служить тебе в этой кампании.

— Да неужели? — Асклепиодот молча рассматривал их. Он был огромного роста, даже слегка сутулился, и уже начинал полнеть, во всей его фигуре и в движениях была какая-то мягкая, ленивая медлительность, весьма обманчивая, как они убедились впоследствии.

— Для начала хотя бы скажите, во имя Тифона, кто вы такие и как вас зовут. Давай ты первый, — указал он на Флавия.

— Марцелл Флавий Аквила. Полтора года назад я был центурионом Восьмой когорты, расквартированной в Магнисе-на-Валу.

Командующий хмыкнул, и его глаза, с тяжелыми веками, обратились к Юстину.

— Тиберий Луций Юстиниан. Служил лекарем в той же к-когорте, в т-то же самое время.

Асклепиодот поднял брови:

— Ясно. Все это весьма любопытно. Ну а что вы делали последние полтора года?

Без запинки, чеканя слова, будто он официально рапортует начальству, Флавий отчитывался за прошедшие полтора года, а Префект претория, все еще с недоеденной редиской в руке, глядел на него с видом человека, погруженного в какие-то приятные грезы.

— Так, значит, донесения разведки от случая к случаю и… подкрепления, что шли из этой провинции, дело ваших рук?

— Частично, во всяком случае.

— Очень любопытно. А этот ваш отряд?.. Сколько в нем человек и из кого он состоит?

— Немногим более шестидесяти. В основном из местных жителей, и в придачу к ним — беглые легионеры. Кроме того, имеется еще один центурион когорты, отставной гладиатор и — для полноты картины — личный шут Караузия… Потрясающий легион, что и говорить. Но мы умеем сражаться, и у многих из нас есть за что сражаться.

— Так, так. Покажи их мне.

— Если ты подойдешь к выходу из палатки, то увидишь их во всем блеске.

Асклепиодот опустил редиску на блюдо с хлебцами и сыром — недоеденным завтраком, который они прервали, — потом положил листок папируса сверху на другой, педантично проверив, точно ли совпадают листы, и только тогда поднялся.

Он заполнил собой весь проход, но Юстину все же удалось из-за его спины разглядеть в узком просвете их отряд: Антоний стоял навытяжку, как и подобает центуриону римской когорты на параде, рядом с ним стоял Пандар с желтой розой и отчаянной смелостью во всем облике, не оставляющей сомнений в его истинном призвании, чуть дальше — маленький Куллен с серебряной веткой за поясом, в шутовских лохмотьях, гордо держащий бескрылого орла, правда сам он при этом, как цапля, стоял на одной ноге, что несколько снижало эффект; и тут же — Эвикат, опирающийся на огромное боевое копье с венчиком из белых лебединых перьев, которые ерошил легкий ветерок. И за ними все остальные, вся их оборванная, бесшабашная, немыслимая братия.