Маркби с Винтером никогда не встречался. Знает только, что тот назначен на место, которое он сам занимал долгие годы, и потому чувствует некоторую обиду, которая наверняка близко даже не сравнится с обидой Винтера на Маркби. Необходимо соблюдать предельную осторожность, не то Винтер подумает, что бывший шеф вернулся к старым пенатам, чтобы показать всем, как надо работать. Если бы он был новым начальником, ему это тоже не понравилось бы.

Но обойти инспектора нельзя. Простая вежливость требует сначала заглянуть к нему, проинформировать о желании поговорить относительно инцидента, который расследуют его подчиненные.

Винтер оказался вылитым терьером. Не особенно высокий для полицейского, с головой в форме пули, увенчанной торчащей седой щетиной, с маленькими острыми глазками, утонувшими в глазницах, с постоянно припухшим лицом в шрамах, с плоским перебитым носом. Вдобавок абсолютно квадратный, с необычайно широкими плечами и мускулистыми руками, которые он отставлял на ходу, как стрелок. Предположительно, компенсировал относительно малый рост, накачивая мышцы и занимаясь силовыми видами спорта. Похож на футболиста, оставляющего на соперниках отметины своих бутс.

Сегодня он явно счел визитера из региональной бригады ключевым игроком команды противника и собрался от души попинать его ногами в метафорическом смысле.

— Какая честь! — Инспектор даже не пытался замаскировать сарказм. — Гость из регионального управления! Хотя вы все сильно заняты, отлавливая бумажки по двадцать пять фунтов…

Намек на недавнее дело о фальшивомонетчиках.

Маркби скупо улыбнулся.

— Мы сработали чисто… до суда, по крайней мере.

Винтер усмехнулся. Известно, в суде всякое может случиться.

— Я уже разговаривал с сержантом Джонс, — проворчал он. — Читал ее доклад. Сам был в морге после того, как вы интерес проявили. Труп видел, с патологом беседовал. Все указывает на несчастный случай. Холодное морозное утро, старик в старомодных ботинках… Не пойму, что вас не устраивает… сэр.

Маркби с грустью оглядел кабинет, некогда принадлежавший ему. С подоконников исчезли горшки с цветами, за которыми он старательно ухаживал. Новый начальник не принес сюда никаких личных вещей, даже фотографии своей собаки. Нет, стой, есть кое-что — диплом в рамочке, свидетельствующий об отличии юного Винтера в давнем чемпионате по боксу среди полицейских команд. Ох, боже.

Впрочем, можно перекинуть мостик. Маркби выразил завистливое восхищение по этому поводу.

Винтер еще шире расправил плечи, отчего создалось впечатление, будто он позабыл вытащить из пиджака вешалку.

— Бокс прекрасный спорт. Учит самозащите, пониманию противника. Быстрое соображение, быстрые ноги! Ищи слабое место!

Он автоматически взмахнул кулаками, пригнув голову.

Совсем плохо. Маркби мысленно занес его в одну категорию с дядей Дэнисом и, возможно, с будущим Тристаном Гудхазбендом, навсегда обреченными оставаться в плену собственной молодости.

Он принялся излагать причины своего желания поговорить с сержантом Джонс об обстоятельствах смерти Бодикота. В беседе с Пирсом доводы звучали слабовато, а теперь показались такими ничтожными, что их можно было принять лишь за надуманное оправдание его присутствия в этом кабинете.

Явно придерживаясь подобного мнения, Винтер обжег его взглядом.

— Хотите обсудить с сержантом Джонс, как лежала кепка старика?

— Ну… — Маркби взмахнул руками. — Я опрашивал Бодикота в связи с инцидентом у Касвеллов. Естественно, заинтересовался, когда старика нашли мертвым.

Винтер втянул голову в плечи, шея сложилась, как эдвардианский шапокляк.

— У вас есть основания предполагать, что Бодикот посылал анонимные письма или пакет с бомбой?

— Возможно, посылка отправлена из Лондона, — признал Маркби. — А в нашем распоряжении всего одна анонимка. Пока нет никаких свидетельств, что Бодикот ездил в Лондон. Ему за животными надо было ухаживать.

— Тогда в чем проблема? — агрессивно спросил Винтер.

— Мне надо лишь уточнить несколько деталей у сержанта Джонс, если не возражаете. — Маркби принял театрально-таинственный вид. — Поскольку старик долго прожил в деревне, я просто не могу обойти его в ходе следствия. У него были неприязненные отношения с соседями. Вдруг он что-то замыслил?

— Понимаю. — Театральное представление произвело впечатление. — Жалко, что умер, правда? Труп уже ничего не расскажет.

— Инспектор дышит мне в спину, — мрачно пожаловалась Гвинет Джонс. — С той самой минуты, как вы обещали заехать. Я ведь ничего не упустила, сэр?

— Не думаю. Просто мне не нравятся случайные смерти вокруг дела, которое я расследую. Вы говорили о Бодикоте с деревенскими жителями?

Гвинет просветлела.

— Со многими. Он в своих козах души не чаял. Возил на местные сельскохозяйственные выставки, демонстрировал, как их надо доить, как ухаживать. А больше вообще нигде не бывал, даже в паб не ходил по субботам. Если б не козы, жил бы затворником. По крайней мере, так все говорят.

— Он давно в деревне?

— Не то слово! — рассмеялась Гвинет. — Родился в Касл-Дарси, и родители его жили в том самом коттедже. Хотя ему было под восемьдесят к моменту смерти, я встречалась с парой стариков, которые вместе с ним в школе учились, если можете себе представить! Знаете, они помнят даже родителей мистера Бодикота. Не совсем обыкновенные люди. Одно время магазин держали. Отец был местным мирским проповедником, знал много длинных слов, язык был хорошо подвешен, поэтому его всякий раз приглашали, когда надо было толкнуть речь. Мать тоже была хорошо образована для того времени, а ее мать была первой учительницей в Касл-Дарси.

Речь шла о 1880-1890-х годах. Деревенская память долгая. Перед мысленным взором возникла викторианская сельская школа, учительница в длинной юбке, обучающая детей любого возраста, все классы в одной школьной комнате. Ей помогают лучшие старшие ученики, присматривают за младшими.

— Как только я разговорила стариков насчет Бодикота, остановить их было невозможно! Собственно, я и не останавливала, потому что заинтересовалась. — Гвинет пожала плечами. — Наверно, потратила лишнее время.

— Ничто не пропадает впустую, — одобрил ее Маркби.

Значит, родители Бодикота были грамотными, образованными, читали больше любого другого деревенского жителя. Поэтому стали некоей легендой своего времени, которую старожилы до сих пор помнят. Хотя у них вряд ли были лишние деньги, в доме наверняка были книги, когда Бодикот был ребенком. Поэтому он рано приобрел вкус к «хорошим рассказам».

Боже мой, подумал вдруг Маркби. Когда Бодикот начинал читать, Конан-Дойль был еще жив и писал! Возможно, его мать, блестящая молодая женщина с практическим складом ума, искала в книгах духовное прибежище от скучной и ограниченной сельской жизни. Сколько талантливых литературных произведений можно было купить за шиллинг!