Да, конечно, она помнит, на нем был блейзер. Голубого цвета. В белую полоску. И такого же голубого цвета брюки, но однотонные.

Девочка подошла к борту. Раз уж они были совсем одни с этой стороны парохода, она бы охотно с ним поговорила. Но это у нее не получилось. Она подождала несколько минут. Он так и не обернулся. Он хотел остаться один, видимо, сейчас он больше всего на свете хотел именно этого. Девочка ушла.

Девочка не забыла этого незнакомого юношу, наверно потому, что собиралась рассказать ему историю своей любви к китайцу из Шолона.

Когда, дойдя до конца палубы, она обернулась, его уже не было.

Она спускается вниз. Ищет их двухместную каюту.

Внезапно отказывается от этой мысли: ведь матери там все равно нет.

Она снова поднимается на палубу.

Но матери нет и на палубе.

Наконец она видит ее, издалека: мать спит в шезлонге, слегка повернутом к носу корабля. Девочка решает не будить ее. Она снова идет вниз. Опять уходит оттуда. Ищет Пауло. Перестает его искать. Снова спускается. И ложится на пол у двери их каюты, потому что мать забыла дать ей второй ключ. Плачет.

Засыпает.

В громкоговоритель объявили, что земля исчезла. Пароход вышел в открытое море. Девочка проснулась; поколебавшись, возвращается на палубу. На воде — легкая зыбь.

Стемнело. Все освещено: палубы, салоны, каюты. Но только не море — море погрузилось во тьму. С неба продолжает струиться голубой свет, но он не может пробиться сквозь тьму ночи и не достигает черной, ровной поверхности моря.

Пассажиры вновь сгрудились у борта. Они смотрят туда, где больше уже ничего не видно. Они не хотят пропустить первые настоящие волны открытого моря и вместе с ними свежесть, которую несет с собой вдруг поднявшийся морской ветер.

Девочка снова ищет мать. Та все еще спит в шезлонге беспокойным сном человека, у которого нет пристанища.

Наконец-то наступила ночь. За несколько минут.

В громкоговоритель объявляют, что все пассажиры приглашаются в столовую, где через десять минут начнется ужин.

Небо такое синее, ветер так свеж, и все же люди, немного помедлив, с сожалением, идут ужинать.

Мать уже сидит в столовой за одним из столиков. Как всегда, одна из первых. Она все же успела побывать в каюте и теперь прямо оттуда. Она переоделась. Надела платье, которое сшила ей До, из темно-красного шелка, в мелкую складку, но, видно, До перестаралась со складками, и потому платье висит мешком. Мать причесалась, немного попудрилась и чуть подкрасила губы. Чтобы не быть на виду, она выбрала столик на троих в углу.

Такие вот путешествия на пароходах всегда повергали мать в смятение. Именно тут, на пароходе, как она утверждала, она всякий раз снова убеждалась, что так и не восполнила недостатки своего образования, так и осталась на уровне той молоденькой крестьяночки с Севера, что пустилась в плавание по морям и океанам поглядеть, как живется людям на другом конце света.

Девочка навсегда запомнила этот первый вечер на пароходе.

Мать стала вполголоса ругать Пауло, говорила, что если он так и не придет на ужин, он нарушит тут весь порядок. Потом она попросила официанта немного подождать с обслуживанием. Официант сказал ей, что его смена заканчивается в девять часов, но он готов немного задержаться. Мать так его благодарила, словно он спас ей жизнь.

Они прождали более четверти часа в полном молчании.

Столовая заполнилась народом. Наконец дверь за спиной матери распахнулась и появился Пауло, младший брат. Он был не один, а с той темноволосой девушкой, которая была на палубе с фотографом, когда отплывал пароход. Пауло сразу угадал, где сидит его сестра, даже еще не успев посмотреть в ее сторону. Мать сделала вид, что ее страшно интересуют люди, обедающие в зале, и только они.

Пауло бросает умоляющий взгляд на сестру. Она понимает, что означает этот взгляд: она должна притвориться, что не знает его. Девушка тоже смотрит на нее и узнает ту очень молоденькую девушку, которую видела плачущей на палубе и которая казалась такой одинокой. Она улыбается девочке. Мать продолжает рассматривать переполненный зал. Она, как обычно, мало что понимает, выглядит изумленной и нелепой.

Когда Пауло ушел, девочка посмотрела на мать и улыбнулась ей.

Обе молчат, официант подает им ужин.

Именно в этот момент на них обрушилось несчастье, обрушилось молниеносно, как это обычно и случается. Внезапно раздался страшный крик. Ни единого слова, лишь крик ужаса, потом рыдания, стоны. Несчастье столь велико, что никто не решается сказать о нем словами, вслух.

Крики множатся, кричат уже везде. На палубах, в машинном отделении, на всем пароходе, повсюду. Кажется, что крики раздаются даже на море, в ночи. Отдельные крики теперь слились воедино, превратились в общий вопль, резкий, оглушительный, устрашающий.

Люди мечутся, пытаются узнать, что случилось.

И плачут.

Пароход замедляет ход. Машины перестают работать.

Кто-то требует тишины.

И тишина расползается по всему пароходу. Повсюду.

И в этой тишине чей-то голос произносит первые слова. Снова крики, глухие, невнятные. Крики ужаса и отчаяния.

Никто не решается спросить, что же все-таки произошло.

В тишине отчетливо слышно каждое слово:

— Пароход остановился… Слышите?.. Машины перестали работать…

Опять тишина. Появляется капитан. Он говорит в громкоговоритель:

— На нашем пароходе произошло страшное несчастье. Юноша бросился в море…

В столовую входят мужчина и женщина. Он — в белом костюме, она — в черном вечернем платье. Она плачет. И рассказывает всем присутствующим:

— Какой-то мальчик бросился в море… пробежал мимо бара, и бросился за борт… Ему лет семнадцать, не больше.

Люди выходят на палубы. Столовая опустела. Все пассажиры на палубах. Крики стихают, слышатся лишь негромкие рыдания. Повсюду царит ужас, он сильнее, страшнее, чем крики.

Мать и девочка плачут, они перестали есть.

Все ушли из столовой. Люди бесцельно бродят по палубам. Женщины плачут.

Некоторые молодые люди тоже плачут. Всех маленьких детей отправили в каюты. Матери не отпускают их от себя.

В столовой осталось всего несколько человек, такие встречаются везде и повсюду: у них не пропал аппетит, они требуют ужин, с раздражением окликают официантов, считают себя в своем праве, их обязаны обслужить, у них за все заплачено. На них никто не обращает внимания.

Официанты тоже покинули столовую.

Вдалеке мужской голос командует, чтобы все отошли от борта: на воду спускают спасательные шлюпки. Люди все равно хотят все видеть.