Я еще немного покружил на месте, каждый раз выхватывая лучом из темноты новые мерзости. Увидел на столе постер – цветную репродукцию картины из коллекции Лувра, – и сердце у меня на мгновение замерло. «Всемирный потоп».

Голые переплетенные тела, захлестнутые бушующей водой. Подмятые волнами дети, бессильно взывающие к Господу женщины, пытающиеся спастись от небесного гнева мужчины… Хаос изломанного горизонта и разъяренного моря. Вода крушит хрупкие лодочки, а на заднем плане качается на пенных гребнях удаляющийся ковчег.

Постер придавлен четырьмя железками по углам, чтобы не скручивался. На картину направлены две лампы. Убийца рассматривал ее, очень внимательно изучал. Так и вижу, как он обводит пальцами фигуры гибнущих, не пропуская ни одного поникшего тела, как сладострастно облизывает губы… Чего он искал в этой гекатомбе?

«И тогда бедствие под трубные звуки распространится, и во время потопа ты вернешься сюда, ибо все заключено в свете».

Потоп. Последняя часть загадки вот-вот разрешится…

Я выпрямился, не сводя глаз с противоположной стены. Изначально это были отсеки для разных товаров, но он переделал их так, чтобы использовать по-своему. Сколько еще камер смертников скрывает в себе гигантский трюм?

Я изо всех сил навалился на железную панель, она с грохотом подалась, в лицо мне дохнуло болотом, грибными испарениями… и адским жаром.

Трепетание крыльев, одуряющий комариный звон. На полу огромные, накрытые сетками чаны, в них – сотни комаров, сбившихся кучками на прозрачных стенках или на листьях кувшинок. Протухшая зеленая вода полна микробов, в ней плавают дохлые насекомые и личинки… За прочными перегородками, в сухих отсеках, пищат мыши, придавленные тяжестью облепивших их кровососов. Позади, между двумя стеклами, куча изрытой тоннелями земли. Остатки муравейника, покинутого его обитателями… Эти темные ходы ведут к невообразимому, к границам черной крепости, скрытой в туманах больного ума.

Из глубин своего ужаса я разглядел, что три из пяти чанов пусты, в них уже нет кровожадных полчищ. Иными словами, здесь недостает тысяч комаров. Бедствие… Возможно, мы опоздали.

Я прижал пальцы к вискам, закрыл глаза, стараясь обрести внутреннее спокойствие, отыскивая возможность понять – понять ЕГО. Потоп, Апокалипсис, рисунки углем, Тиссераны…

Франк! Сукин сын! Что ты делаешь! Ты все еще не с нами?

Нет! Отстаньте от меня! Я…

Иди к нам! Иди к нам! Сунь себе в рот это треклятое дуло и выстрели! Ну…

Крик. Долгий страдальческий женский крик. Вполне реальный! Я лежал на полу, упершись головой в железо, в поту и лихорадке. И с дулом пистолета во рту…

Что со мной происходит?

Потерянный, сбитый с толку, я поднялся и ринулся назад через лабиринт ужасов. Шагнул через матрас, опрокинул стул, свалил на пол книги… Рывком сдвинул перегородку.

Дель Пьеро стояла на коленях, руки у нее были в крови.

– Прополис! Прополис тает!

Воск, заполнявший порезы на теле Марии, постепенно таял, из-под него проступали мелкие капли. На руках, ногах, груди, торсе, плечах… Девушка лежала неподвижно, глядя застывшим взглядом в потолок. Я сдернул с себя мокрую от пота рубашку, разорвал на полосы:

– Держите!

Мы вытирали струйки крови, ткань моей голубой рубашки очень скоро стала красной. Открылась еще одна рана – на щиколотке. Потом – под правой грудью. Истерзанное тело шло трещинами, как рассохшаяся лодка. В больших миндалевидных глазах несчастной застыла мольба, открытый рот словно бы спрашивал: за что?

Дель Пьеро судорожно, в бессмысленной спешке стащила с себя свитер. Упорно, ни на секунду не умолкая, она продолжала твердить: Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо.

По щекам Марии катились слезы, а мы, утратив всякую надежду, парализованные бессилием, старались не встречаться взглядами.

Дель Пьеро только и могла, что ласкать ее, с нежностью на нее смотреть, безмолвно за нее молиться. Ни у одного из нас не хватило бы наглости допрашивать умирающую.

Мария попыталась улыбнуться. Глаза у нее сами собой закрылись, смерть подступила к ней удивительно мягко… Дель Пьеро легла рядом с ней, обняла, погладила по голове, в глазах ее стояли слезы.

Я сбежал оттуда, я орал во всю глотку, я лупил кулаками по поручням палубы, ссаживая кожу до крови. Нет!!! Нет!!! Нет!!!

Здесь в раскаленном воздухе слышался лишь скрип бесчисленных призрачных корпусов, лес сомкнул вокруг них исполинскую загребущую руку. Потом вышла Дель Пьеро, дрожа, скрестила руки на груди, без слов подтверждая, что все кончено.

Баржа заполнилась несмолкающей мешаниной голосов и шагов. Полицейские, судмедэксперт, инспекторы, большие начальники из службы здравоохранения… Сотрудники научной полиции вошли первыми, чтобы огородить лентами проходы, по которым мы сможем перемещаться, не рискуя ничего затоптать или смахнуть – волоски, отпечатки пальцев, чешуйки кожи, пыль. Ван де Вельд со своим алюминиевым чемоданчиком следовал за ними по пятам.

Облокотившись на борт, я смотрел на колыхавшуюся внизу воду. В бездонной синеве неба царило ослепительно-желтое солнце. Живи мы обычной жизнью, можно было бы сказать, что день выдался погожий…

Но в нас и вокруг нас бродила смерть.

Усталость понемногу овладевала мной. Зато руки дрожали уже не так сильно. Больше пятнадцати часов без антидепрессантов и стимулирующих средств – дероксата, гуронсана, олмифона, транксена. И даже без витамина С. В конечном счете, может, даже и лучше, что дома не осталось таблеток. Надо продержаться без них, устоять перед жалобами взывающего о помощи тела. Не поддаваться больше…

Хмурый Леклерк, в сером галстуке, протянул мне стаканчик кофе.

– Ты бы съездил домой на пару часов… пока будут готовы первые анализы, – предложил он, в свою очередь опираясь о поручни. – Тебе же прикрыться нечем, да и на рожу, честно говоря, смотреть страшно!

Я ощупал свое осунувшееся лицо. Щетина, глаза запали, складки стали глубже. И впрямь любоваться нечем.

– А Дель Пьеро где?

– Внизу с криминалистами… Взяла у кого-то из ребят рубашку, лишь бы не уезжать домой. Кремень баба, тоже легко не сдается. – Мартен прочистил горло. – Этот сволочной убийца знает, что мы здесь…

– Нашли датчик? Где? В машинном зале?

– Да. Подключенный к старой рации, которая, по словам эксперта, может посылать радиоволны на расстояние до двадцати километров. То есть до границы Парижа.

– Вот гад…

– Поймать мы его не поймали, но наследил он порядочно, так что генетический профиль и группа крови, считай, уже известны. Ну и отпечатков там видимо-невидимо…

– Хорошо бы еще, чтобы его отпечатки были в картотеке, а у нас – хоть какие-то подозреваемые! В первом сильно сомневаюсь, а о втором и говорить нечего.