Робеспьер пал за несколько месяцев перед тем, и царство террора теперь окончилось, но Комитет все еще не привык принимать возражения и по ограниченности своих сведений в морском деле не нашел никакого основания для отмены раз отданного приказания. 24 декабря 1794 года флот начал выходить из Бреста и при этом один из самых больших кораблей, 110-пушечный, потерпел крушение, наткнувшись на камень у входа в бухту. Остальные тридцать четыре корабля благополучно вышли из гавани 29-го числа и стали на якорь на внешнем рейде, откуда вышли в море 30-го числа. Ночью 1 января 1795 года задул жестокий шторм, сопровождавшийся сильным волнением. Два 80-пушечных корабля и один 74-пушечный затонули, причем экипаж их был спасен с трудом. Два еще более сильных, 110-пу-шечных, корабля имели семь футов воды в трюме и погибли бы, если бы шторм продолжался сутками дольше. Другой 74-пушечный корабль должен был выброситься на берег, чтобы спасти людей. При этих бедствиях, постигших суда флота, явилась необходимость перегрузить часть продовольствия с Тулонской эскадры на другие корабли – предприятие отчаянное, но вызванное необходимостью спасти экипажи последних от голода. 2 февраля большая часть уцелевших кораблей, в том числе и ту донские, снова возвратились в Брест, другие же рассеялись по различным портам, в какие позволило им укрыться состояние моря. Это зимнее крейсерство стоило республике пяти линейных кораблей. Призами же его был один британский корвет и семьдесят коммерческих судов.

Счастливая звезда, или, скорее, ветры помогали Великобритании, но ее собственные усилия были здесь ни при чем. Флот Канала вышел в море не ранее как 14 февраля, т. е. через две недели после того, как французский возвратился в Брест. Что бы ни говорили о нецелесообразности подвергать сильные корабли опасным случайностям зимней погоды, кажется ясным, что противоположная система предоставляет неприятелю свободу действий. В данном случае было мало надежды на то, чтобы главнокомандующий в Торбее узнал о движении французского флота вовремя, для того чтобы отправиться за ним в погоню. Сам Хоу понял это. Из инструкций, данных им сэру Джеймсу Сомарецу 15 января, видно, что это безнаказанное крейсерство французов заставило его ненадолго подумать о том, что следовало бы наблюдать за Брестом с близкой к нему станции. Это крейсерство престарелого адмирала было последним плаванием его во главе флота. Хотя вследствие явного нежелания испытывать новых людей, правительство и настояло на том, чтобы он сохранил за собой номинально главное начальство над этим флотом, в дальнейшем он оставался сам в своем штабе на берегу. Теперь ему шел уже семидесятый год, и он страдал многими недугами. Командование флотом Канала на море было вверено человеку, бывшему лишь немного его моложе, лорду Бридпорту. Он происходил из морской семьи Худов, но его карьера не говорит о том, чтобы он обладал способностями, отличавшими столь многих членов этой фамилии. Непосредственно перед тем общее недовольство ходом дел во флоте повело за собою перемену в Адмиралтействе, где с 1788 года председательствовал старший брат Питта, граф Чатам. Его сменил в декабре 1794 года граф Спенсер – человек более энергичный и деятельный, остававшийся первым лордом до падения министерства Питта в 1801 году.

Новый глава, однако, не сделал никакой существенной перемены в системе действий британского флота в таком направлении, чтобы стратегическими диспозициями его помешать осуществлению морских планов неприятеля. Большая деятельность флота выразилась тем, что в море постоянно крейсировала небольшая эскадра из шести линейных кораблей, держась вдали от берегов к западу, и что большой флот Канала оставался в море в течение летних месяцев более продолжительное время. Попытки установить строгую блокаду Бреста сделано не было, и Бридпорт был не тем человеком, чтобы побудить правительство к мерам, осуществленным впоследствии столь энергично и успешно лордом Сент-Винсентом. Этой ошибочной политике немало содействовала система телеграфов, принятая в 1795 году, при посредстве которой было установлено быстрое телеграфное сообщение от станции к станции между Лондоном и Портсмутом. Это важное новшество, к несчастью, еще усилило наклонность Адмиралтейства держать флот Канала близ последнего пункта. Это делалось несмотря на очевидную, но не понятую тогда стратегическую невыгоду этой станции, обусловленную тем фактом, что господствующие ветры дуют здесь с запада. Администрации казалось значительно более безопасным держать командующего морскими силами, так сказать, под рукой, чтобы он мог быстро получать от нее приказания, чем, положиться затем на усмотрение опытного и компетентного морского офицера и разрешить ему поступать сообразно с обстоятельствами. Вышеуказанная система Адмиралтейства чуть не привела к бедственным результатам, когда французы сделали попытку вторгнуться в Ирландию, и они осуществили бы ее, если бы стихии опять не вмешались в дело как бы с тем, чтобы возместить бездействие британского флота. Ослер говорит в своей биографии лорда Эксмута, мысль которого он, вероятно, и передает: «Если бы лорд Бридпорт (в 1796 году) стоял в Фальмуте с неограниченными полномочиями, и сэру Эдуарду Пелью разрешено было сообщаться прямо с ним, то он мог бы выйти оттуда рано утром 21 декабря[20]и нашел бы неприятеля в бухте Бантри, откуда, может быть, ни один корабль не ушел бы от него. Следует, однако, помнить, что так как назначение французской экспедиции было неизвестно до последнего момента, то Адмиралтейство имело полное основание решить, что лорд Бридпорт получит окончательные инструкции прямо от него и поэтому хотело держать флот в Спитхэде (Портсмут) для удобства быстрого сообщения». Но почему же? Каким же образом могло Адмиралтейство в Лондоне судить лучше, чем хороший адмирал в море?

В течение 1794 года, подходившего тогда уже к концу, революция во Франции быстро опустошала ряды сынов ее. После падения жирондистов в июне 1793 года террор продолжал свой безжалостный путь, уничтожая в течение некоторого времени все усилия тех, что решались поднимать голос за умеренность и сострадание. Королева была обезглавлена 16 октября, а за ее казнью последовала, 31-го числа того же месяца, и казнь жирондистов, которые не «унизились» до попытки бежать от своих обвинителей. Затем возникли и быстро разрослись несогласия среди членов восторжествовавшей партии якобинцев, результатом которых были осуждение и смерть гебертистов, с одной стороны, и Дантона и друзей его – с другой. Власть все более и более переходила в руки членов Комитета общественной безопасности, олицетворявшегося Робеспьером и его сторонниками Сен-Жюстом и Кутоном, которые управляли пассивно исполнявшим их желания Конвентом, а через него и Францией. На короткий трехмесячный срок Робеспьер сделался теперь владыкой страны, но он сам был увлечен тем потоком, ярости которого так много содействовал. Трудность и шаткость положения заставили его умножить те предосторожности, которые он считал необходимыми для обеспечения своего авторитета и своей безопасности. Его холодная безжалостная натура не знала иных средств, столь же надежных в его глазах, как смерть. 10 июня он добился, единственно своей властью, без вмешательства Комитета общественной безопасности изменения порядка действий Революционного трибунала и отмены некоторых ограничений, стеснявших его бесконтрольную власть. В течение четырнадцати месяцев, предшествовавших этому декрету, трибуналом были приговорены к смерти 1256 человек; в течение же только шести недель, протекших затем до падения Робеспьера, была совершена 1361 казнь. Такое крайнее развитие жестокости предвещало близкое ее истощение; никакое общество не могло бы выдержать такого неприятеля; самый жестокий и кровожадный, так же как и самый кроткий, одинаково чувствовали, что жизнь их висит на волоске. Наконец, возникла энергичная оппозиция против диктатора, как в Комитете общественной безопасности, так и в законодательном собрании. Борьба между престижем власти Робеспьера и долгим успехом с одной стороны, и разнообразными страстями – страхом и жаждой мести, воодушевлявших его противников – с другой стороны, нашли крайнее выражение в жестокой сцене, происходившей в Конвенте 27 июля. В течение нескольких часов исход представлялся неопределенным, но в конце концов были вотированы арест Робеспьера с главными его сторонниками и следствие над ними. На следующий день Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон, вместе с некоторыми другими, игравшими менее значительную роль, умерли на гильотине.