А главное, кто они сами такие? Я что, с ума сошла, с такими типами знакомство водить? Даже не могу сказать, кто мне более отвратителен — первый, психолог доморощенный, или второй, костолом-фармацевт! Каким довольным тоном он заявил: «Я ей полный шприц вкатил»! Ничего, вот доберется до него Гошка, он ему покажет, как накачивать беззащитных девушек всякой дрянью… Стоп! А кто такой Гошка? Не помню. Но уверена, что на его помощь и защиту я могу рассчитывать. На него и на Кириллова… А кто такой Кириллов? С ним связано что-то очень важное для меня, но я не могу вспомнить, что именно! Ладно, маленький шажок к восстановлению собственной личности я сделала, вспомнила Гошку и Кириллова… условно вспомнила. А кого я еще могу вспомнить? Разумеется, Александра Сергеевича! Господи, это еще кто такой? Не великий же Пушкин, солнце русской поэзии, — с чего вдруг мне о нем думать? С Александром Сергеевичем мы наверняка часто видимся, вот только по какому поводу? И почему Гошка — это Гошка, Кириллов — Витька (еще и имя вспомнила, очень хорошо!), но Александра Сергеевича назвать Сашкой — язык не поворачивается!

Какая у меня, оказывается, интересная жизнь — трое мужчин рядом! Вспомнить бы еще, какие между нами взаимоотношения. Может, мы все вместе в школе работаем?

Но какое это тяжелое дело — размышлять. Маринка всегда говорит: «Думать вредно, от этого голова болит». Кто такая Маринка, я не помню и даже не буду сейчас пытаться вспомнить, потому что она совершенно права: голова болит и кружится. От этого кружения мысли спутываются, и я перестаю понимать: что я пыталась вспомнить и зачем мне это нужно. Твердый пол подо мной начинает скользить, и я падаю… падаю… как можно упасть, если лежишь на полу? Кажется, это была последняя связная мысль, а потом я окончательно провалилась в прохладную темноту.

Не знаю, сколько времени я провела без сознания на этот раз, но, очевидно, меньше часа — Мурашов и Никита еще не вернулись, чтобы начать допрос с пристрастием. Да-да, в этот раз у меня не было никаких проблем с памятью, я прекрасно понимала, где я и что происходит, — очевидно, действие лекарства закончилось. Большое облегчение, правда?

Я осторожно пошевелилась. Больно, но терпимо. Вот только ребра с правой стороны… и лицо… я сделала глубокий вдох и поморщилась. Все-таки не зря мне Никита сразу не понравился. Надеюсь, что хоть переломов нет. Ладно, теперь пора приподняться и осмотреться.

Я завозилась, вставая, для начала, на четвереньки, и замерла, уставившись на железные браслеты на своих запястьях. На меня что, наручники надели, что ли? Подняла руки к лицу и удивилась еще больше: за браслетами, тихо позвякивая, потянулись железные цепи. Может, я еще не пришла в себя? Может, потеря сознания перешла в крепкий сон? Точнее, в кошмар? Я встряхнула руками, и крупные железные звенья негромко звякнули. Самые настоящие железные цепи, уже не новые и слегка тронутые ржавчиной, но вполне крепкие. Очень, я бы сказала, убедительное свидетельство того, что все это наяву.

— Бред какой-то. — Я подергала цепь, которая тянулась от правой руки и крепилась к толстому кольцу, вмурованному в покрытую пятнами плесени стену на высоте пары метров от пола. С таким же кольцом соединялась цепь, удерживающая левую руку. Я села на холодный каменный пол, огляделась и повторила растерянно: — Бред какой-то!

На самом деле разглядеть мне удалось не очень много: обширный подвал, в котором я оказалась, освещался всего одной крохотной лампочкой. Впрочем, какой там подвал — это было настоящее подземелье, темное, сырое и вонючее! Справа от меня — лестница без перил, выложенная из грубо отесанных камней, ведет наверх, к массивной двери из толстого бруса. А на стене слева кто-то заботливо развесил кнуты, щипцы с длинными ручками, клещи разных размеров — большие, средние и совсем маленькие, острые железные крюки, плетки с металлическими шипастыми наконечниками и еще целый ряд загадочных инструментов. Опознать их я не смогла, но ассоциации они вызывали самые неприятные. В углу стояло что-то вроде железного стула с подлокотниками. Вроде бы ничего страшного, но даже в темноте я смогла разглядеть многочисленные острые шипы на сиденье и спинке — «кресло допросов»! А еще с потолка на толстых, сплетенных вместе цепях свисали большие крюки — на любом из них без труда можно было подвесить человека.

Словно я из родного двадцать первого века, без всякой машины времени, перенеслась в мрачное Средневековье! Каким же психом надо быть, чтобы все это устроить? Я снова тряхнула цепями и громко, с чувством, выругалась.

У нас дома материться не принято, и матушка моя, заслуженный педагог-словесник, никогда не поверила бы, что я могу употреблять подобные выражения. Собственно, всего пару лет назад я и не могла, просто нужных слов не знала. Это меня Гоша научил. В нашей работе иногда приходится общаться с людьми, лексикон которых, мягко говоря, отличается от принятого в благородных собраниях. Чтобы я могла поддерживать разговор и в таких случаях, Гоша провел со мной несколько практических занятий. Не скажу, что это умение особо часто мне требуется, но зато теперь, когда необходимо сбросить отрицательную энергию, мне есть что сказать.

Облегчив душу, я намотала цепь на руку, уперлась ногой в стену и с силой потянула. Раз, потом еще раз… кольцо не шелохнулось. Тогда я перешла к коротким сильным рывкам, стараясь менять направление, чтобы хоть немного раскачать кольцо.

Мурашов напрасно считает себя психологом. Он рассчитывал, что, очнувшись в подземелье — музее пыточных инструментов, да еще прикованная цепями к стене, я запаникую? Напрасно. Ничего, кроме раздражения, эти театральные эффекты у меня не вызвали. Вот если бы я пришла в себя где-нибудь в сарае, крепко связанная, да еще под надежной охраной, я бы действительно занервничала. Но угодить в готический роман ужасов — это настолько нелепо, что пугаться было бы дурным вкусом. Хотя, если вспомнить исчезнувшую Альбину… нет, пока лучше о ней не вспоминать. Надо сосредоточиться на решении главного вопроса: как мне отсюда выбраться?

Я еще несколько раз дернула цепь и сдалась. То есть через неделю-другую непрерывных усилий, возможно, я и выдрала бы это проклятое кольцо из стены. Но в ближайшее время, похоже, самостоятельно я отсюда не выберусь.

Что ж, значит, надо звать на помощь. Собственно, мне еще влетит от Гошки за то, что я не сделала это раньше. Сколько времени прошло с тех пор, как я отправилась в «Хит сезона»? Я посмотрела на часы и невольно присвистнула: скоро полночь! Напарник наверняка не просто извелся от беспокойства за меня, он взбешен до крайней степени. И как только я дам знать о себе, он разнесет все преграды ради того, чтобы высказать мне свое недовольство. До конца месяца ежедневные воспитательные лекции мне обеспечены плюс дополнительные тренировки по усложненной программе. А если учесть, что Баринов тоже наверняка волнуется и примчится мне на помощь вместе с Гошкой… Ничего, сейчас я на все согласна, только бы меня вытащили отсюда поскорее!

Хорошо, что цепи были достаточно длинными. Я без труда добралась до специального тонкого пояса для хранения всяких полезных мелочей (тоже, кстати, подарок Гошки), спрятанного под одеждой, и вытащила небольшую пластмассовую капсулу. Бросила ее на пол и старательно раздавила каблуком. Все, маячок активирован, сигнал пошел. Не думаю, что меня вывезли далеко за город, значит, минут через тридцать напарник будет здесь. А я пока, чтобы не терять времени зря, попробую освободить руки. Хм, оказывается, голова у меня недостаточно прояснилась. Чего, спрашивается, я дергала эти дурацкие цепи и пыталась вывернуть из стены кольцо, когда у меня под рукой имеется прекрасная универсальная отмычка? Надо просто достать ее из моего чудо-пояса! Будем надеяться, что Мурашов с Никитой увлекутся коньячком и время у меня еще есть.