– Может, я помогу?

Я обернулся.

На холм поднимался один из лесных братьев. Лук висел у него за спиной. Он даже не подумал потянуться к оружию. Но и Псеглавец вел себя спокойно, так, словно встретил старого знакомого.

– Тебе было интересно, где сейчас мои люди. – Короткая усмешка сверкнула из-под капюшона. – Они охраняют лагерь. Только не от антов, а от наемников. То, что происходит на поляне, – не для чужих глаз.

– Объясни.

Странное чувство новизны охватило меня, соприкосновения с чем-то, что выше моего понимания. А это – верный признак того, что столкнулся я с плодом трудов кого-то из наших.

– Война, которую лесные братья ведут против антов, – ее не существует. Как и внутренних дрязг между антскими племенами.

– Может, зря ты раскрылся? – с сомнением произнес Псеглавец.

– Нет, не зря, – ответил ему лесной брат. – Он не выдаст нас, я успел понять это. Он понимает, что, если проболтается о том, что узнал, это обернется морями крови. Твои уговоры для него пусты, но, если он поймет, ради чего это все, тогда, может быть, нам удастся убедить его. Искатель, никакой войны нет. Все, что происходит на севере, делается для жадных князей. Просто антам очень не хочется, чтобы война пришла в их дом, а потому они делают вид, что война уже там.

– Не понимаю, – качнул я головой.

– Псеглавец, тот самый, знал, что рано или поздно венеды обратят взгляд на север, – ответил ант. – Он знал, что в этой войне мы проиграем. В этом ты прав. А значит, князьям нужно было внушить, что в наших землях им делать нечего. И мы смогли это. Что сейчас знают об антах? Наши земли бедны. Купцы привозят от нас меха и лучшее в мире оружие. Но чтобы добывать меха, нужны анты-охотники, а чтобы ковать мечи – анты-кузнецы. Значит, с нами выгоднее торговать, чем нас завоевывать. Мы погрязли в междоусобицах. А значит, не сможем объединиться и реально угрожать венедам.

– Но ведь лазутчики князей действительно натыкались на целые поля битв, усеянные костями и поломанным оружием, – вмешалась Светлана.

– Эти поля созданы нами. Не всех покойников принимает огонь. Некоторые служат племени и после смерти, создавая мару, что умерли они в бою. Но никто не поверит в варваров, которые не совершают набегов на соседей.

– И тут появляемся мы, – произнес лесной брат. – Для всех мы – стражи севера. Но наша непрекращающаяся война с антами – такая же мара.

– Однако отряды же проходят мимо пограничных крепостей, – удивился я. – Молчу о многочисленных следах – их тоже можно подделать, но бои, иногда вас даже поддерживают княжеские полки, вы сражаетесь с антами, убиваете их. Тоже жертва добровольцев во имя блага племени?

– Не совсем так, – пояснил ант. – Да, иногда это добровольцы. Юноши, жаждущие испытать себя. Тогда бой идет не насмерть. Псеглавцы и старшие из лесных братьев следят за поединком летучих отрядов, одиночек, чтобы остановить, не доведя до смерти. Так закаляются наши юноши и молодые лесные братья. Но раз в год мы собираем извергов, вооружаем и выпускаем на юг.

– Изверги? – не понял я.

– Те, кто нарушил обычай и был извергнут из своего племени. Если изверг прорывается сквозь заслоны лесных братьев, он волен уйти куда хочет. Так мы избавляемся от тех, кто не чтит законов предков, кому тесно в наших селениях.

– А набеги на деревни?

Псеглавец и порубежник переглянулись и рассмеялись.

– Это – не анты, – пояснил лесной брат. – Иногда – переодетые бандиты, иногда – даже боярские дружинники. Слишком велико искушение ограбить беззащитных селян и свалить все на варваров. Вот с такими грабителями мы сражаемся насмерть. Все должны знать: анты воинственны, знают свои леса настолько, что даже все князья севера не смогут их оттуда выкурить, но бедны, разобщены, и лесные братья способны удержать границу.

– Каждый понимает, что воевать с нами слишком хлопотно, тем более – реальной угрозы от нас нет, – добавил ант. – Нам уже удалось обмануть так вашего Императора.

Они замолчали, а я переводил взгляд с одного на другого. Поразительный план, сложный, рассчитанный не на одно поколение. Настолько масштабно способен мыслить только кто-то вроде меня, моих братьев или моего учителя. Самый прозорливый человек не смотрит в будущее на столько поколений вперед. Знает, что не доживет до тех времен. Лишь мы способны дожить, отслеживать выполнение плана, вносить необходимые изменения.

– Анты – едины, – подвел итог варвар. – Мы, Псеглавцы, сковываем их в единый монолит, мы защищаем свои границы, как можем. И до сих пор это получалось. Но нашего отца убили. Наши знания неполны.

– Я видел гниль венедских городов, – в тон ему произнес лесной брат. – Всем правит золотая монета, князья дерут все новые налоги на ведение бесконечных войн. Каждый готов продать каждого. Человек – один, и если он споткнется, никто не поможет, не поддержит. Я видел селения антов, их общины, где все заботятся о каждом. Где «мое» может быть лишь оружие, и то пока ты жив, а все остальное – «наше». Да, они живут беднее по меркам венедов, но к чему им богатство? У каждого анта есть все, что нужно. Никто не ворует, чтобы прокормить семью, не клянчит милостыни. Я сравнил две эти жизни, и мне стало противно оттого, что я – венед. Там, на севере, мне рады в каждом доме. Меня примут, обогреют, накормят, вылечат, окружат заботой. И никто не спросит за это денег. И потому, Искатель, я готов умереть, чтобы этот мир жил, чтобы среди северных лесов стояли антские селения. Да, их быт прост и незатейлив, но разве не лучше он роскоши князей и бояр и нищеты простолюдинов?

Он говорил от сердца, и мне вдруг стало стыдно. Я уже забыл, как это – испытывать подобные чувства. И все равно знал, что скажу ему «нет». Дело не в том, что я люблю венедский уклад. Повсеместная власть денег, соседство роскоши и нищеты, войны с неясной целью и смыслом – я тоже не понимал этого. Но я не готов был взять в свои руки судьбу целого народа. Боялся? Да, боялся повести их не туда, испортить так трепетно хранимый жизненный уклад и в конце концов получить тех же венедов, только объединенных, воинственных и возглавляемых Псеглавцами и лесными братьями. Боялся, что, почуяв свою силу, они понесут антский уклад на юг на остриях мечей, тех самых, великолепной антской ковки, которым нипочем любая кольчуга. А я буду лишь беспомощно наблюдать за зверем, которого сам же и породил.

– Бесполезно, – тихо произнес ант. Видимо, слишком явно отразились на моем лице все эти мысли.

– Ты прав, бесполезно, – согласился я. – Мы уходим. Но не бойтесь, ваша тайна останется тайной.

Когда мы вернулись в лагерь, от антов уже не осталось и следа. Наемники суетились возле большого костра, готовили ужин. Откуда-то появился объемистый бочонок. По случаю завершения первого этапа похода Картавый разрешил всем выпить.

А я все думал над тем, что узнал, что услышал. Псеглавец, тот самый, брат моего учителя, оказался прозорлив. Похоже, он предвидел создание Империи, подготовил свой народ к ее приходу. Анты так трепетно берегут прадедовский уклад, резонно полагая, что, утратив его, они перестанут существовать как народ. Сольются с венедами, давно уже забывшими все эти замшелые уложения старины, перешедшими от обычаев к писаным законам, которыми, в свою очередь, князья вертят, как хотят. Это венедская поговорка гласит: «Закон как дышло – куда повернул, туда и вышло». И все же лесные братья не совсем правы, отрекаясь от всего венедского. Мне вспомнился Угрюм и его семья, их радушный прием, незатейливая крестьянская пища, неторопливый разговор, простая, незамысловатая мудрость пахаря. А ведь в деревнях обычай до сих пор стоит над законом. И даже всевластные князья ничего не могут с этим поделать. Может быть, и для венедов барыш еще не стал важнее совести? А с другой стороны, что я делаю в этом караване? Отвечаю своим беззаконием на беззаконие таможенников. Может, прав был Угрюм, и стоит мне остановиться, осесть на одном месте, как поступило большинство моих братьев и кузенов. Возможно, тогда я пойму, куда двигаться дальше. Зачем мы? Чего хотел тот, кто был первым, чье искусство мы наследуем?