Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена поняла, что от нее ждут ответа.
– Мне кажется, вы сейчас говорите о диктатуре…
– Я говорю о ситуации, в которой представители различных политических сил в конечном итоге думают об одной стране. Украин же реально несколько. Вы вспомните: когда «оранжевые» сформировали свое временное правительство, они работать начали? Ничего подобного – начался интенсивный поиск виноватых. Кто виноват в газовых проблемах? Янукович и иже с ними! Кого нужно посадить? Кучму с Медведчуком! Кто криминальный авторитет? Я вам список могу показать, и в нем – активисты только нашей политической силы. Почему не коммунисты? Они не могут ничего! Уже давно не могут. А мы можем работать, но работа никому не нужна. В Украине, оказывается, не народ живет, а жертвы преступного режима Леонида Кучмы! Когда вас называют жертвой, причем долго и уверенно, вы уже не интересуетесь, почему там завод обанкротили и продали, там безработица, там наркомания, – вы требуете наказать виновных в вашем бедственном положении! Что можно пообещать в такой ситуации? Не «людям – достойную работу!», а «бандитам – тюрьмы!». Разве не так?
Лена снова промолчала. Леонид Дмитриевич посмотрел на часы.
– Да, мы о чем-то таком говорим… Я все к тому, что люди и конкретно вы, гражданка и потенциальный избиратель, должны не думать, врет политик или нет, а видеть перед собой цель и идти к ней. Самому что-то делать для себя и страны. Быть сильным. Тогда и нам будет легче: сильных и уверенных в себе людей легче убедить.
– Прямо политинформация какая-то, – заметила Уварова. – Хорошо, я поняла ваш намек. Меня на самом деле интересует Евгений Кушнарев и его жизненная позиция. Мне кажется, его в свое время пытались преследовать именно за нее. Не могли бы вы мне в нескольких словах объяснить, в чем там было дело?
Леонид Дмитриевич хмыкнул.
– А вы знаете – я ведь фактически все уже объяснил.
– В смысле? – не поняла Лена.
– В прямом. Понимаете, ситуация, в которую попал Кушнарев, просто не могла развиваться для него иначе в силу того, что с января позапрошлого года он стал для всех чужим человеком. Может, кофе?
Пока несли кофе, Леонид Дмитриевич, извинившись, перезвонил кому-то, попросил сдвинуть встречу минут на тридцать, после чего плотно закрыл за секретаршей дверь кабинета и начал:
– Что вы знаете о Кушнареве?
– Очень мало, – призналась Лена.
– Семь лет назад он руководил администрацией президента Кучмы. Его можно было бы назвать полноценным «серым кардиналом», если бы не одно обстоятельство: Евгений Петрович решал много вопросов для своего родного Харькова. Пока он рулил администрацией, не было никаких громких скандалов. Да, страна многое пережила, но именно Кушнарев приложил в то время максимум усилий для сохранения политической стабильности. Газеты называли его «кучмистом», тот период в нашей стране – маленьким застоем, но суть от этого не менялась. Украина оставалась политически единым государством. «Гражданин Украины» – это начало звучать. Да, были свои недостатки, но ведь на Кучму и для Кучмы работали бывшие «товарищи», старая компартийная номенклатура, по указанию свыше сменившая красные флаги на сине-желтые, заменившая портреты Ленина на портреты Шевченко и совершенно далекая от той сферы, которая называется «национальный культурный продукт». Теперь скажите – что изменилось? Власть стала моральнее? Ничего похожего! Нужна была новая идеология. Суть оставалась та же: номенклатура, табель о рангах, прочее. Но для того чтобы хоть чем-то отличаться от Кучмы, Ющенко занял позицию, более близкую западным регионам Украины и частично центру. Кучме, который стремительно начал терять популярность сразу же после того, как Кушнарев ушел с поста главы его администрации, ничего не оставалось, как благословить на место своего преемника Януковича, выразителя интересов Востока Украины. Это был ответ и одновременно – начало борьбы идеологий. Где в это время находился Кушнарев? В Харькове!
– Тут есть какой-то особый смысл? – осторожно спросила Лена.
– Конечно! Пока две группировки боролись за сферы влияния и делили Украину, как, помните, дети лейтенанта Шмидта у Ильфа и Петрова или как криминальные авторитеты в начале девяностых годов, Кушнарев работал на развитие родного города. Он так и давал понять: я в парламенте, чтобы решать вопросы для Харькова. А ведь такую позицию тогда мало кто понимал и приветствовал. Мол, как можно думать о чем-то еще, когда главные события происходят в Киеве? Он не мог, конечно, соблюдать полный политический нейтралитет. Но все равно оказался в ситуации, которую можно назвать в своем роде уникальной: и те, кто продвигал Януковича, и те, кто стоял за Ющенко, одинаково воспринимали его как «человека Кучмы». А люди Кучмы в борьбе, разгоревшейся к 2003 году, уже считались отработанным политическим материалом. И могу сказать вам с большой долей уверенности: Кушнарева такой расклад, в принципе, устраивал. Он сосредоточился на Харькове, поднял статус города и без величания его «экономическим чудом» начал укреплять местную власть, развивать регион.
– Кажется, я читала об этом, – вставила Лена. – Это называется «региональным патриотизмом»…
– Как хотите, так и называйте. Но факт остается фактом: его могли не любить, но не считаться с ним не могли. Вдруг получается: Харьков, едва ли не второй по значению город Украины, первая столица, бывший в свое время колыбелью украинской культуры и науки, простите за пафос, оппозиционные политики называют «русскоязычным регионом», и на этом основании принижают его статус. Справедливо?
– Нет. – Лена почувствовала, что собеседник ждет подобного ответа.
– Мы с Евгением Петровичем когда-то говорили об этом. Если бы не жесткая враждебная позиция тех, кто позже назвал себя «оранжевыми», он, вполне вероятно, со временем и примкнул бы к ним. Во всяком случае, не занимал бы такую радикальную позицию и, возможно, не возникла бы тема сепаратизма. Вы учтите: в свое время Кушнарев был в оппозиции к коммунистической партии, а это, я вам скажу… В общем, оппозиция всегда была ему по духу ближе. Но когда полноценность гражданина Украины и его преданность своей стране стали ставиться под сомнение только из-за того, что ему удобнее говорить на другом языке, Кушнарев автоматически стал сторонником «бело-голубых». Хотя они, – Леонид Дмитриевич тут же исправился, – в смысле мы долгое время не могли стать для него на сто процентов своими. Просто в его характере было желание в критической ситуации занять какую-то позицию, встать на чью-то сторону. При этом продолжая работать на Харьков и для Харькова, так как считал, что сильная власть на местах укрепит центр быстрее, чем отток сильных личностей в Киев.
– Почему?
– Не понимаете? В Киеве, да что там в Киеве, – в любой столице человек теряется. Он ведь без корней, понимаете? Ему нужно закрепиться, а для этого просто необходимо разорвать старые связи. А разорвав связь, вы ее теряете. Поэтому для своего региона человек, который однажды от него отказался, уже никогда ничего не сделает. Его просто не поддержат! Развитой во всех сферах регион – это как крепость. Опора любого государства. А теперь, Елена Андреевна, раз мы с вами так уже разговорились, – Леонид Дмитриевич наклонился к ней через стол, – я скажу вам одну очевидную вещь, которую не принято, тем не менее, обсуждать. Благодаря Кушнареву Харьков стал не просто сильным регионом, а чуть ли не единственным сильным регионом Украины. Не Донбасс с его деньгами. Не Галичина с ее национал-патриотизмом. Именно Харьков.