– Когда звонили?.. – спросила Румер.

– Минут пять назад, – ответила Матильда.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовался Эдвард.

– Ну-у, – неуверенно протянула Румер и почувствовала, что на лбу у нее выступили бисеринки пота. С какой стати появилось это послание? Она ведь четко дала понять Зебу, что не хочет будоражить прошлое, выслушивать его объяснения и заново переживать все беды своей семьи. Выходит, что он упорно продолжает добиваться своего? Или же это как-то связано с Майклом и предстоящим путешествием ее отца?

– Румер?

– Я… я н-не знаю, – запинаясь, ответила она и вдобавок еще покраснела от стыда. Эдвард пристально смотрел на нее. У нее было такое ощущение, словно ее разрывают надвое. Ей хотелось рассказать ему правду, но в то же время она была не готова стойко перенести то, что он мог бы сказать по поводу ее встречи с Зебом.

– Доктор просит вас перезвонить поскорее, – тихо намекнула ей Матильда.

– Кто? – переспросила Румер.

– А, профессиональная этика, – понимающе кивнул Эдвард. – Ничего страшного. Не заставляй своего коллегу-ветеринара ждать.

– Что ж, сходим на ужин как-нибудь в другой раз, – сказала Румер. – У меня выдался ужасный день, и после работы я хочу поехать домой, на Мыс. Прости…

– Не переживай, – он коснулся ее дрожащей руки. – Заканчивай с делами и позаботься о себе. Ты и впрямь выглядишь очень уставшей. – Он взял у нее сумку с лекарствами от глистов для собак и поцеловал в щеку. Они обменялись поцелуями, и она пообещала позвонить ему на следующий день.

– Доктор просит меня перезвонить как можно скорее? Какой еще Доктор! – спросила Румер у Матильды, как только за Эдвардом притворилась дверь.

– Насколько я помню из твоих слов, – сказала Матильда, – у Зеба Мэйхью есть докторская степень по астрономии, или астрофизике, или теоретической математике, или какая-то еще в этом же роде. Значит, он доктор, не правда ли?

– Да, – Румер прищурилась, глядя на свою помощницу. – А ты случаем не подслушивала под дверью?

– Как ты могла подумать такое? – она изобразила на лице смертельную обиду.

– Потому что я уже собиралась сказать Эдварду «да» и поужинать с ним в «Ренвик-Инн», и я не слышала, чтоб в последние полчаса звонил телефон.

– Ну, хорошо, звонок поступил чуть раньше, пока ты делала прививку от бешенства Бутси Макмахону. Я разбирала сообщения и подумала, что тебе не помешает какое-нибудь разнообразие в выборе, перед тем как ты окончательно испортишь себе вечер.

– Ужин с Эдвардом не испортил бы мне вечер…

– Как скажешь, Док, – хитро улыбнулась Матильда.

– Ты прямо как мой отец! – возмутилась Румер.

– Ну, меня ругали и похуже, – Матильда так и просияла от радости.

– Неужели это так срочно? – Румер все еще вертела бумажку в руке. – Как думаешь, что ему нужно?

– Без понятия, – Матильда указала на часы. – Но тебе лучше поторопиться, уже почти пять пятнадцать.

Тяжко вздохнув, Румер надела плащ и, накинув капюшон на голову, поспешила на улицу. Под струями дождя лужайка перед крыльцом превратилась в серебристо-зеленое полотно. Над дорожкой мокрыми ветвями нависали величавые клены, с них тоже лило как из ведра, и пока Румер шла к машине, плащ ее вымок до нитки.

В понимании Румер и прочих les Dames de la Roche здание, где располагался магазин «Фолейс», мало чем отличалось от обычного амбара. Зеленая краска на его кровле облупилась, из-за чего крыша приобрела патину старой бронзы. Румер припарковала свой грузовичок на песчаной автостоянке. Повинуясь привычке, она сняла плащ и мокрые башмаки; войти в дождь в «Фолейс» в уличной обуви считалось чуть ли не святотатством.

Прикрыв голову, она забежала внутрь. Просторный зал магазина был заполнен полками с продуктами, книгами, журналами, наживкой и снастями, надувными плотами и фонариками – в общем, товарами для отдыха на море. У стены напротив входа находился небольшой бар с прилавком из нержавейки и высокими стульями.

За углом, рядом с таксофоном, стояли четыре старых стола. Их деревянные крышки были исцарапаны, покрыты следами от кружек с горячим кофе, вырезанными ножом инициалами и сигаретными ожогами, которые остались с тех пор, когда курение тут еще было разрешено. Часы показывали пять тридцать, а Зеб еще не объявился. Румер была всегда так занята, что почти не посещала этот магазин и кафе, но сейчас она, недолго думая, прямиком прошагала к своему любимому столику в углу, удобно устроилась в дубовом кресле, чтобы попить чайку и послушать шум барабанившего по крыше дождя.

Потягивая чай, она разглядывала сердца и инициалы у себя перед носом. Сколько же мальчишек и девчонок с Мыса Хаббарда оставили здесь свидетельства своей любви: ТР + ЛА, СЕ + КМ, ДМ + СП, ЗМ + РЛ. Зеб Мэйхью + Румер Ларкин. Она улыбнулась, увидев нетронутыми их инициалы. Зеб вырезал их в шутку, еще до того как между ними кроме дружбы возникло нечто новое, сильное, необъяснимое. Им обоим было тогда по шестнадцать лет; и когда однажды утром они развезли газеты и зашли сюда погреться, он заявил, что и лучшие друзья тоже заслуживают быть увековеченными на этом нетленном дереве столешницы.

Пытаясь найти объяснение тому, что согласилась прийти сюда, Румер прикрыла глаза. «Фолейс» был частью их прошлого – они с Зебом частенько пили тут лимонад в жару и горячий шоколад в стужу. Потом она изредка покупала здесь что-либо, но многие годы боялась сесть за этот стол. Медленно, словно остерегаясь подвоха, ее пальцы скользнули по дубовой крышке к ручке ящика с правого бока.

В столе был широкий выдвижной ящик. Возможно, изначально он задумывался как составляющая рабочего места, но какими-то судьбами стол оказался в «Фолейс». Кто была та первая девчонка, что спрятала в нем записку любимому мальчишке? С течением времени ящик стал хранилищем «секреток», в которых юные влюбленные признавались в своих чувствах, приглашали на Литтл-Бич или к Индейской Могиле, а в особых случаях даже просили руки и сердца.

Придерживая чашку с чаем одной рукой, другой Румер перебирала записки. Она старалась прогнать лишние эмоции – подобная старомодная романтика была не для нее, женщины аналитического склада ума. В детстве ей казалось, что ящики обладают некой магической силой, но она уже давно распрощалась с этими заблуждениями.

И тем не менее, начав читать, не могла остановиться.

Это было что-то вроде традиции – пообедать, просматривая любовные послания. Мистер Фолей – внук самого первого владельца – гордился тем, что не выбросил ни одно из них.

Похоже, время тоже позаботилось о них. Записки накладывались одна на другую, выстилая белым дно ящика. Иногда авторы забирали их; а бывало, что и те, кому была адресована «секретка». Остальные же так и лежали в своем первозданном виде. Самые старые были написаны десятилетия назад, пожелтели от времени, и, как и тогда, пылились в ящике, представляя собой лирическую историю этого места, которое так много значило для всех жителей Мыса Хаббарда.