Следом за ними на кладбище примчались дети.

– Сюда! – крикнула Алекс Ловелл, покатив к низкому холму, где высился огромный умирающий дуб, на ветвях которого уже давным-давно не росли листья. Румер спрыгнула на землю, а Зеб оставил велосипед в траве на обочине.

Вдвоем они взбежали наверх, и Румер ошеломленно выдохнула от душераздирающего зрелища, представшего ее глазам. Крупный поморник лежал на боку, из его клюва и раны на горле текла кровь. Сначала Румер подумала, что птица мертва, но вдруг она стала трепыхаться, жалобно крича и пытаясь выплюнуть застрявший в горле предмет. Поморник бил по земле своими большими черно-коричневыми, с белой оторочкой, крыльями, будто пытаясь взлететь, но сил у него явно не хватало. Каркнув словно ворон, он закашлялся и затих, тяжело дыша.

– Вы спасете его? – заплакала Алекс.

– Почему он так бьется? – надтреснутым голосом спросила ее подружка. – Что-то порезало ему шею.

– Не мешайте мне, хорошо? – похлопав девчушек по плечам, сказала Румер. Она понимала, как больно им было видеть мучения птицы. Дрожа и хлюпая носами, девчонки отошли под ветви дуба.

Румер перевела взгляд на Зеба. Он затравленно глядел на поморника, а в его глазах отражался страх; она вспомнила, что в детстве он не переносил вида крови. Он перевел дух и повернулся к Румер:

– Говори, что мне нужно делать.

– Может быть, тебе лучше присоединиться к девочкам, – посоветовала она. – Или отвезти их в «Фолейс», чтобы уберечь от лишних переживаний.

Он замотал головой.

– Но тебе же потребуется помощь, разве нет? Я буду твоим ассистентом, согласна?

Румер кивнула. Сейчас у них не было времени на споры. Румер сняла дождевик и вернула его Зебу.

– Ты сможешь придерживать птицу, чтоб она не билась? Если сможешь, заверни его в плащ, чтоб он не смог махать крыльями и не пытался улететь – иначе он навредит себе. Или нам.

– Понял, – Зеб развернул плащ и подошел к птице. Румер придержала его за локоть и молча попросила не спешить. Она осторожно прошла вперед, чтобы как следует рассмотреть, с чем им предстояло иметь дело. Желтые глаза поморника были подернуты пленкой; его изогнутый клюв мог соперничать с остроотточенной бритвой. По его белым перьям ржаво-красными пятнами растекалась свежая кровь. Румер разглядела нечто вроде серебристой нити, свисавшей из клюва раненого поморника. Ее взгляд скользнул вниз, к его шее, и там она увидела это: среди перьев торчал блестящий кусочек металла, пробивший изнутри его горло.

– Он проглотил рыбу, – тихо сказала она. – Которая, в свою очередь, проглотила крючок.

– Вижу, – Зеб тоже разглядел изогнутое цевье.

Румер затаила дыхание. Ей еще не приходилось заниматься чем-то без применения наркоза, но теперь некогда было везти птицу в клинику. Своими безуспешными попытками избавиться от крючка поморник медленно убивал себя, лишь глубже всаживая его себе в горло.

– Придется попотеть, – почти шепотом сказала она, наблюдая за тем как поморник снова забился в конвульсиях. – У тебя на велике есть бардачок?

– Даже лучше, – ответил Зеб, вытащив из кармана «Лэзермен».[2]

– В нем есть кусачки?

– А то!

– Отлично, – Румер взяла пассатижи, облизнула губы; во рту у нее все пересохло.

– Говори со мной, Ларкин, – попросил он. – Что с тобой?

– Я не хочу еще больше поранить его.

– Но ты же хирург, ведь так? Тебе когда-нибудь приходилось оперировать в полевых условиях?

– Да, но только с анестезией… – Румер глянула на поморника; глаза птицы уже заволокло предсмертной дымкой. Он бился в агонии. – Боюсь, он умрет, если мы не поможем ему.

– Румер, ты стала ветеринаром, потому что обожаешь животных. И конечно тебе не хочется наблюдать за его агонией, поэтому давай спасем его. Договорились?

Румер подняла взгляд на засохшее дерево. Она знала о том, что его уже давно облюбовали морские птицы; они ловили рыбу в устье реки, а потом прилетали сюда, чтобы полакомиться своими жертвами. Подтверждением тому была земля вокруг мощного ствола мертвого дуба: тут крутом валялись рыбьи кости, клешни крабов и хвосты скатов.

– Договорились, – кивнула она.

Зеб развел полы дождевика, словно два крыла. Подкравшись к поморнику сзади, одним быстрым движением он спеленал птицу. У Румер гулко колотилось сердце – хотя поморник потерял много сил, страх подстегнул его, и он опять стал бить своими мощными крыльями. Зеб пытался удержать птицу, развернув ее тело к Румер, чтобы она смогла вытащить крючок.

Поморник вертел шеей, и кровь опять хлынула из его раны. Прекрасно понимая, что ей грозила потеря пары пальцев, Румер метнулась к щелкавшей клювом птице.

Все произошло так быстро, что она с трудом могла в это поверить: она ухватила поморника за шею, раскрыла кусачки, отрезала заостренный кончик крючка и, потянув за леску, извлекла из его горла остатки металла. Вблизи ей удалось разглядеть порез на его шее.

Но действия Румер до ужаса разозлили поморника. И хотя Зеб крепко держал его, птица, избавившись от крючка, обрела утраченные силы и остервенело рвалась на свободу. Дергая головой, она без устали шипела и вращала острым клювом, так и норовя выклевать Румер глаза. Дикая птица в окровавленном дождевике Зеба стала прямо-таки живым торнадо.

– Выпускай его! – отпрыгнув в сторону, крикнула Румер.

Зеб отпустил поморника, и тот, встряхнув чуть ли не каждым своим пером, расправил мощные крылья и полетел – сначала покачиваясь как пьяный, а потом выпрямившись, как стрела, – к устью реки. Девчушки завизжали от восторга, а потом оседлали свои велосипеды в надежде нагнать птицу.

Сердце Румер трепыхалось в грудной клетке, будто это ее ранили. Ей еще никогда не приходилось спасать жизнь животному или птице в столь экстремальной ситуации. Она посмотрела на Зеба, провожавшего взглядом птицу, пока та не скрылась за верхушками деревьев. И тут он в душевном порыве обнял Румер и прижал к себе. Испытывая неземное блаженство, она запрокинула голову. Он стал гладить ее мокрую спину, его губы заскользили по ее щеке. Его разгоряченное дыхание обжигало ей кожу, и они оба – как в детстве – бурно радовались торжеству жизни.

– Ты справилась, Ларкин, – прошептал он. – Ты спасла ему жизнь.

– Мы спасли, – поправила она его.

– Невероятно! Потрясающе! А как он улетал…

– Ты видел? Это было бесподобно.

– Я подумал сначала, что он не сможет лететь из-за своей раны; думал, тебе придется его заштопать.

– Я бы так и поступила, будь у меня со мной мой саквояж – но теперь он выздоровеет сам. Дикие животные попадают в переделки и похуже.