— Я хотела поговорить о Саскии, — сказала Портия своей сестре по телефону.

— О Саскии? Она у дедушки…

— Сьюки, она ужасно выглядит. Я хочу, чтобы ты с ней поговорила.

— Мы все уже с ней говорили, Портия, — нетерпеливо сказала Сьюки. — Я не вижу другого выхода, кроме как поместить ее в больницу, а этого мы не можем себе позволить.

— Попроси ее остановиться у тебя. — Портия стряхнула пепел в ящик стола. — Дедушка закормит ее гренками с сыром и свининой, чтобы она перестала говорить о Феликсе.

— Ни за что! — запротестовала Сьюки. — Гай начал проводить со мной выходные, и одного вида Саскии будет достаточно, чтобы он вернулся к себе в гостиницу. Еще одна минутка, Джеймс, обещаю… Почему она не может пожить у тебя?

— По той же самой причине. — Портия потушила сигарету о металлическую поверхность сиденья стула.

— Кто он? — Сьюки проявляла только умеренный интерес.

— Уже в возрасте, баснословно богат, наполовину грек, очень скрытен. Ты его не знаешь, — солгала Портия.

— Он, случайно, не собирается купить дом в Лондоне?

— Нет.

— Черт! Тогда у нас серьезные проблемы, Портия. Папа пытается продать фирму до того, как банк лишит его права пользования имуществом. Это произойдет в следующем месяце…

— Правда? — Портия посмотрела на часы. — Послушай, Сьюки, мне нужно идти. Сегодня я устраиваю вечеринку. Хотя бы просто поговори с Саскией.

— О боже, но это значит, что сначала я должна выслушать хвастливые рассказы дедушки об охоте, рыбалке и кутежах в местном клубе.

— Позвони ему во время хит-парада или чего-нибудь в этом роде и нажми на кнопку, которая отключает звук на телефоне. Я всегда так делаю.

Прослушав сообщение Портии после изматывающей дневной смены в «Барелле», Фоби положила трубку и начала со злостью грызть ногти. Сегодня вечером она меньше всего хотела изображать официантку для друзей Портии, пока они едят высушенные на солнце помидоры, паштет с базиликом и фруктовое мороженое со взбитыми сливками, запивая их винами Нового Света, и выходят на улицу, чтобы выключить сигнализацию на машине или позвонить на свой автоответчик с мобильного телефона.

Чего ей действительно хотелось, так это встретиться с Саскией и узнать, как у нее дела. Но она пришла к мрачному выводу, что ей не удастся отвертеться от возложенной на нее миссии. Фоби решила вымыть волосы, которые немного отросли, отчего ее стрижка стала больше соответствовать моде, и совершить очередной набег на гардероб Флисс. Поскольку наступили последние числа месяца и им предстояло оплачивать счета, в шкафу не оказалось ничего нового. Фоби испытывала некоторую робость перед друзьями Портии, и поэтому ей хотелось одеться так, чтобы не чувствовать себя среди них белой вороной.

В конце концов она вновь остановила свой выбор на черном платье от Готье, в сочетании с модной ажурной белой блузкой и туфлями на ленточках. Затем она набросила длинную шелковую накидку с множеством пуговиц, оставляя ее расстегнутой, чтобы были видны ноги. Но когда она зашла в ванную комнату, чтобы почистить зубы, то в зеркале, неудачно расположенном прямо над унитазом, она увидела свои белые и уже волосатые ноги. Подумав о том, что они больше двух недель не видели солнца и не подвергались процедуре бритья, она удалила волосы, а затем нанесла искусственный загар в надежде, что он проявится к тому времени, как она доберется до квартиры Портии.

Загар проявился. Но не только на ногах. В спешке Фоби забыла прочитать рекомендации к применению, и теперь она с ужасом наблюдала, как во время пребывания в подземке ее руки постепенно меняли цвет от белого до темно-коричневого.

Когда ей нужно было пересесть на линию Пиккадилли, их цвет приблизился к цвету кофе с молоком. У станции «Найтбридж» цвет кожи сделался еще более насыщенным. Когда она делала пересадку на Дистрикт-лайн, Фоби чуть не вскрикнула, когда увидела морщинистые увядшие руки жительницы средиземного региона, которые держали ее сумку. Осознав, что это были ее собственные руки — на темных ладонях внезапно появилось так много линий, что хиромант без труда написал бы ее полную биографию, — она тяжело опустилась на сиденье рядом с пьяным пассажиром и подумала, можно ли в Фулхэме в семь часов вечера купить перчатки. Пара желтых резиновых перчаток из близлежащего супермаркета наверняка не останется незамеченной, хотя в них очень удобно брать бутылки.

Квартира Портии располагалась на одной из многочисленных аллей, которые пересекались друг с другом между двумя главными улицами района, словно нити сплетенного кружева. Ветер шумел в листве деревьев и раскачивал их, будто старые корабельные мачты, отчего в крошечных садиках с безжалостно подрезанных яблонь падали сморщенные, незрелые яблоки.

На западе вспыхивало ярко-желтое солнце, которое пробивалось через тяжелые дождевые облака.

В темном подъезде на старом высоком комоде Фоби заметила множество писем, оставленных для сестры Саскии, которые давно никто не забирал. Захватив письма с собой, Фоби поднялась на второй этаж за ключами.

Миранда, которая жила этажом ниже Портии, очень старалась не смотреть на руки Фоби, и занялась рассматриванием ее одежды. Она помедлила, задержав позвякивающую связку ключей в дюйме от ладони Фоби.

— Надеюсь, это не заразно? — спросила она довольно лукаво. — У меня маленькие дети.

— Нет. — Фоби слабо улыбнулась. — Это из-за моей работы. — Я занимаюсь утилизацией радиоактивных отходов. В темноте они светятся, что очень удобно, когда я поздно ночью возвращаюсь домой и пытаюсь попасть ключом в замочную скважину.

Миранда отпрянула и скрылась за дверью раньше, чем Фоби успела объяснить истинную причину. Ее ладони выглядели так, словно она делала стойку на руках на полу, залитом черной патокой.

Ожидая увидеть хаос, который царил в комнате Портии в Дайтон Мейнор, Фоби с удивлением обнаружила, что маленькая светлая квартира сверкала чистотой и порядком, словно гвардейский гардероб перед парадом. Количество предметов мебели белого и кремового цветов было минимальным. Блестящий отполированный пол покрывали толстые ковры в тон мебели. Светлые стены украшали картины в широких деревянных рамах, которые являлись великолепными и тщательно выбранными оригиналами. Среди подписей Фоби узнала одного художника из Глазго и некоторых более удачливых современников Стэна. Даже Ворчун подходил к декору квартиры, про себя отметила она, когда увидела очень толстого белого кота. Он важно подошел к ней на мягких лапках и потерся о ее ноги, мяукая и мурлыча одновременно.

На мгновение Фоби подумала: не снимала ли Портия квартиру вместе с мебелью, или какая-нибудь подруга попросила ее пожить в своем доме на время своего отъезда. Эта квартира казалась самым неподходящим местом для Портии, которая коллекционировала все — от лошадок-качалок до молочных сепараторов, от выпусков журнала «Харперз и Куин» до китайских куколок. Но сейчас в ней не было ничего лишнего. Каждый предмет имел практическое назначение или отвечал самому взыскательному вкусу. Казалось, что Портия полностью переделала себя.