— У меня есть свежая рыба, — сказала Нина.

Слова невесомой нитью протянулись через годы, из прошлого в настоящее. Снова вернулся весь ужас ее сегодняшнего положения, застучал молоточками в висках. Живот свело. Некуда, некуда бежать! А если и убежать — что станется с ее семьей? Неужели им было дано прожить вместе лишь определенный срок, а теперь он на исходе? Неужели надо быть просто благодарной за двадцать лет, прожитых с Миком, за пятнадцать лет, отпущенных на заботы о Джози? А ведь в воображении рисовалось, как она состарится рядом с Миком, виделся домик в Корнуолле, собака, Джози приезжает в гости с их внуками…

— Я приготовлю ужин. — Нина встала, прошла в кухню и вытащила из холодильника рыбу. По крайней мере, будет чем занять мысли на несколько часов.

Мик топал следом, бормоча, как он признателен, и предлагая любую посильную помощь.

Нина коротко глянула на него, шлепнула рыбу на разделочную доску и еще не ведая, каким образом это поможет, набросилась на рыбью тушку с самым острым из имеющихся в хозяйстве ножей.

Десятки ворон срываются с деревьев, пока я обхожу Роклифф-Холл. Возмущенно каркая, птицы носятся в тонком утреннем тумане, который висит на ветвях, словно кто-то окутал школьный участок тюлем. Я иду вдоль каменного фундамента, выступающего у основания стен. Задрав голову, разглядываю пять этажей викторианского здания из красного кирпича, что поднимаются в дымку, затянувшую голубое небо. Утро сегодня замечательное, совсем не под стать моему настроению.

«Не это. И не это», — бормочу я, минуя одно окно за другим. Большинство комнат занимают шестиклассницы, но в этом же крыле живут и сотрудники. Такова политика школы — размещать комнаты женского персонала вперемешку со спальнями девочек. Ненавязчивый присмотр, как пояснила Сильвия. Мужской персонал обитает в том же крыле, где и Эдам, за исключением директора с женой. У них собственная квартира. На чердаке под крышей всего два помещения — моя каморка и еще одна комната. Я спрашивала Сильвию, нельзя ли в ней сложить спортивную форму, но та ответила, что комната заперта, а ключ у директора, и посетовала, что только даром место пропадает.

Наконец отыскиваю знакомые голубые занавески, все остальные — лиловые. Земля здесь идет под уклон, и подоконник оказывается у меня над головой. Но если чуть отступить, то заглянуть в окно проще простого. Споткнувшись обо что-то, смотрю себе под ноги и замечаю прямо под окном камень, очень большой, похоже, из декоративного садика. Серо-зеленый лишайник покрывает его со всех сторон, но… что это? Сердце екает: на плоской стороне камня глинистый отпечаток ноги, а недалеко на траве — рытвина, откуда камень подтащили к стене.

— Кто-то здесь в самом деле был, — бормочу я.

Сквозь пелену тумана пробивается солнце, лучи падают на стекло, и мне в глаза бросается сальное пятно в нижней части окна, как будто его терли. Вокруг пятна все стекло в грязных разводах.

Так, а здесь что? За растрескавшуюся деревянную раму зацепился лоскуток. Осторожно вытягиваю обрывок салфетки — другого доказательства, что кто-то стер отпечатки ладоней, и не нужно.

Боюсь только, в отрезвляющем свете дня Эдам уж точно не поверит, когда я расскажу ему, что видела. Мне и самой с трудом верится, что кому-то понадобилось выискивать что-то — кого-то — в пустой школе. Возвращаясь назад к главному входу, я кручу в пальцах клочок салфетки и размышляю: где может прятаться человек, которому абсолютно некуда податься?

Я едва успеваю зайти в холл и отряхнуть росу с башмаков, как на меня налетает Эдам, бодрый и веселый, и принимается о чем-то говорить, и сыплет вопросами, в смысл которых я не в состоянии вникнуть.

— Я тут подумал — не составишь мне компанию? Если, конечно, в силах. Такое чудесное утро!

На Эдаме ярко-синяя куртка — идеальная одежда, если собрался в горы — и удобные ботинки для прогулок. От него пахнет кофе, еще влажные после душа волосы обрамляют свежее лицо крутыми завитками. Я с трудом отвожу от них глаза.

— Что, прости?

Эдам терпеливо вздыхает.

— Я говорю, не хочешь ли сходить со мной в старую церковь? Я договорился, чтоб нас впустили, и это на школьной территории, так что идти не очень далеко.

Он топчется по старым плиткам пола с таким видом, будто не на шутку разобидится, если я откажусь. После инцидента с Кэти Фенуик его интерес ко мне сильно вырос. Я всего лишь поступила как должно, но тем самым, вольно или невольно, протянула между нами ниточку доверия.

— Ключи у одного мужика из деревни, — продолжает Эдам. — Я поднажал кое на кого и добился разрешения провести полчасика внутри. Мне это нужно для книги, и тебе, уверен, будет интересно. Церковь уже лет двадцать как заброшена. Мне не помешала бы хорошая компания.

Водонепроницаемая куртка обтягивает широкие плечи Эдама, одной рукой он опирается на стену, словно поддерживает все здание. Воодушевление на его лице уступает место надежде, а та в свою очередь сменяется нетерпением. Мне хочется прижаться лицом к этой куртке, укрыться от всех, выплакаться от души на груди у человека, ближе, сильнее, надежнее которого мне сейчас не найти.

— Да, хорошо. Пойдем, — отвечаю я чужим голосом.

— Расскажи о своей книге. Ты собираешься ее публиковать?

Солнце, просачиваясь сквозь кроны деревьев, набрасывает на мох и траву кружевное покрывало света. Туман почти растаял. Мы идем по пестрой тропинке к деревне Роклифф, Эдам шагает позади, и мне, странным образом, совсем не страшно покидать территорию школы. Когда мы вместе, я — часть внушающей доверие пары, а не та, кого будут искать, кого смогут опознать. Впрочем, после ночного переполоха вряд ли имеет смысл говорить о какой-то безопасности даже на территории школы. Я истосковалась по привычной близости, которой отныне лишена навсегда, — по шутке, понятной без слов, по возможности вместе посмеяться, обменяться понимающими взглядами. Но если Эдам вдруг возьмет меня за руку, я, вероятно, вырвусь — пристыженная, виноватая.

Он ворчит и возмущенно фыркает по поводу препон на пути издания книг по истории здешних мест.

— Если будет нужно, я сам ее напечатаю! Не в деньгах дело.

— А в чем? — быстро спрашиваю я. По мере приближения к церкви ноги у меня тяжелеют, словно свинцом наливаются.

Эдам на мгновение задумывается.

— В правде, — осторожно отвечает он. — Изучение местной истории сродни археологии. Упусти какую-нибудь деталь — и рискуешь неверно истолковать все событие. Нарушь последовательность — и никогда не узнаешь, что именно случилось. — Какое-то время мы идем молча, потом он добавляет: — Я хочу все расставить по своим местам.

— А почему именно Роклифф-Холл? Уверена, есть места и поинтересней. — Я тешу себя надеждой, что Эдам просто увлекается архитектурой. В конце концов, Роклифф — великолепный образец причудливой викторианской готики. — Что в нем особенного? — Мне нужно знать, что ему известно.