В своем положении Эренбург, во всяком случае, мог быть уверен. И даже мнимое взыскание со стороны идеолога ЦК КПСС [ВКП(б)] Александрова, который опубликовал в партийном органе «Правда» незадолго до конца войны, 14 апреля 1945 г., передовую[?] статью под заголовком «Товарищ Эренбург упрощает», являлось не чем иным, как тактической уловкой, предпринятой по прямому поручению Сталина, которая вовсе не была направлена против персоны Эренбурга, как тому тотчас с пониманием намекнули, но лишь учитывала в пропагандистском плане изменившуюся политическую ситуацию. Наделенный неограниченным — не считая краткого раздражения в 1949 г. — доверием Сталина, Эренбург сразу же после окончания войны был направлен в качестве коммивояжера в страны Восточной и Восточно-Центральной Европы с важным поручением — подготовить в агитационном отношении и закрепить завоевание там власти коммунистами. Насколько ценил в это время Эренбурга Сталин, проявилось, когда госсекретарь США Бирнс в 1945 г. перед лицом советских насильственных актов и злоупотреблений в Румынии пригрозил публикацией сообщений американских корреспондентов. На этот протест Сталин ответил, как сообщалось,[112]«презрительным движением руки: «Тогда я пошлю в Румынию Илью Эренбурга и велю ему сообщить о том, что он увидит. Его слово будет значить больше, чем слово Вашего человека»». В качестве вице-президента (согласно скрытой советско-коммунистической табели о рангах, в действительности президента) охватившей весь мир советской организации «Всемирный Совет Мира» Эренбург в последующие годы развернул интенсивную подрывную работу в странах и государствах всех частей света. Завязанные им многообразные личные знакомства и связи теперь прояснили и то, в какой мере левые интеллигенты, а также известные фигуры духовной и политической жизни многих стран вольно или невольно унизили себя до роли прислужников сталинского режима. И даже бывший левый политик из партии Центра и германский рейхсканцлер д-р Вирт не пренебрег дружескими переговорами с Эренбургом в Швейцарии. Правда, для лауреата [международной] Сталинской премии д-ра Вирта это не удивительно, ведь по «объемному» делу ЦРУ «Подоплека Иозефа Вирта» (The background of Joseph Wirth) можно проследить его деятельность в качестве советского агента вплоть до начала 20-х годов.

Печатная продукция за годы «Великой Отечественной войны Советского Союза», как упоминалось, вышла у Эренбурга, который всю жизнь много писал, за обычные рамки в том смысле, что она, по его собственным словам, представляла собой не «литературу», даже в скромном смысле слова, а политическую агитацию, то есть политическую травлю. Около 3000 его руководящих статей и обращений были еще раз специально собраны в 1942-44 гг. в трехтомной книжной публикации под названием «Война». Правда, позднее Эренбург хотел знать о них уже не слишком много. В своих мемуарах «Люди, годы, жизнь», предназначенных и для того, чтобы замести следы, он словоохотливо распространяется прежде всего о человеческих приобретениях этих судьбоносных лет. О военных статьях сказано лаконично: «А что у меня осталось от тех лет? Тысячи статей, похожих одна на другую, которые теперь сможет прочитать только чрезмерно добросовестный историк». Движущие мотивы этой скромности сможет понять тот, кто действительно вторгнется в эти материи с «добросовестностью историка».

И анализ этого потока статей также вполне пригоден, чтобы освежить воспоминания о другом авторе статей, Юлиусе Штрейхере, том гауляйтере Франконии, который в 1940 г. был снят со своих постов за личные упущения,[113]издателе антисемитской подстрекательской газеты «Штюрмер», которая, правда, как, вероятно, следует добавить, из-за своего низкого уровня в значительной мере отвергалась даже в кругах НСДАП. В 1945-46 гг. Штрейхер находился среди обвиняемых перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге, был признан виновным и приговорен к смерти, поскольку он, как говорится в обосновании приговора, «в своих речах и статьях неделю за неделей, месяц за месяцем отравлял образ мысли немцев ядом антисемитизма и подстрекал немецкий народ к активному преследованнию евреев». «Передовая статья от сентября 1938 г., — сказано там, — являлась типичной для его поучений, в которых еврей характеризуется как бацилла и чума, а не как человеческое существо.» Дескать, Штрейхер недвусмысленно призывал к уничтожению евреев.

Если уж его по обвинительному пункту № 4 (преступления против человечества) приговорили в Нюрнберге к смертной казни через повешение, то что же говорить об Эренбурге, который годами «неделю за неделей, месяц за месяцем», даже день за днем отравлял образ мысли народов Советского Союза (а также западных стран) ядом антигерманизма и подстрекал к активному преследованию и убийству немцев, причем не в захолустном периферийном листке, а в ведущих газетах Советского Союза, по сугубо официальному поручению? Если Штрейхер был «подстрекателем против евреев № 1», то представляется не только оправданным, но даже необходимым назвать Эренбурга «подстрекателем против немцев № 1». «Штрейхер нес ответственность за смерть миллионов евреев», — писал Эренбург 13 декабря 1945 г., будучи наблюдателем на процессе в Нюрнберге. Необходимо еще более обстоятельно показать, что он не только ни в чем не уступал Штрейхеру, но своей злобностью, возможно, даже многократно превосходил его.

Советский Союз, безо всяких собственных заслуг внезапно очутившийся в лагере уже не агрессоров, а жертв агрессии, мобилизовал пропагандистский аппарат, чтобы предать забвению свое былое сообщничество с Германией и представить себя как защитника «свободолюбивых народов». А как же было на деле? 17 сентября 1939 г., после предварительной договоренности с правительством Рейха, Советы напали на Польшу, ночью «подвергли бомбардировке» территорию восточнее Львова, «обошли» и «уничтожили» «польские войска», «уничтожали» «польские пехотные дивизии и артиллерийские бригады», «сбивали» самолеты, «захватывали» или тоже «уничтожали» боевую технику и орудия, «брали» пленных, «занимали» города, «очищали от польской армии» или «зачищали» поля сражений, леса, земельные участки, страну, в «торжественной форме» принимали из рук немецких войск крепости Осовец и Брест, город Белосток и другие места. Во Львове 8500 польских военнослужащих, включая 100 офицеров, бежали к немецким войскам, чтобы не попасть в плен к Советам — счастливое решение, поскольку их ожидало обращение согласно принципам Женевской конвенции, а не выстрел в затылок. Ведь 15000 польских офицеров, попавших в руки Советов, помимо профессиональных военнослужащих — тысячи «университетских профессоров, врачей, ученых, деятелей искусства, учителей средних школ», «цвет польского общества», «исполнявшие свой долг в качестве офицеров запаса», были, как известно, расстреляны НКВД под Катынью, в Харькове (и в других местах) по приказу Сталина, Калинина и прочих вождей Советского Союза. Из 250000 польских военнопленных в Советском Союзе погибли 148000, из 1,6–1,8 миллионов депортированных польских гражданских лиц — 600000, а из 600000 депортированных в Советский Союз польских евреев бесследно исчезли 450000.[114]