Вместе с Матье он держался рядом с девушками, чутко следя за тем, чтобы им не стало снова дурно.

– Значит, только личные способности, – подытожил Чьерцем. – Осталось только понять, каким образом он мог проделывать подобное. Вряд ли в его время знали о Пульсарах. Но мыто, господа, знаем.

Ухудшение здоровья чародеев, как мне успели рассказать, наблюдается иногда при сбоях активности в Пульсарах. Иногда по той же причине у магов пропадают способности – но не более чем на пару дней. Как правило, после полного восстановления Пульсара чародеи не сразу, но выздоравливали… к исходному состоянию, до которого колдовство успело прежде разрушить их организм.

– Значит, причиной произошедшего могла послужить магическая аномалия, – с надеждой выдохнула Кайхесши.

– Боюсь, что нет. Вчера мои теоретики поглядели на карту островов Тари Ашш, – проговорила Архимаг. – И я готова сообщить вам, что на Ядовитых землях не происходило никаких магических катаклизмов, которые могли бы вызвать потерю способностей. Фон спокойный, и в Пульсарах нами не замечено изменений…

Чьерцем неодобрительно взглянул на Первую чародейку: ведь та с легкостью выдала работу целого департамента Фье-де-ля-Майери, занимающегося наблюдением за чужими Пульсарами. Но Архимаг никак не отреагировала на этот выпад.

– Мы совершенно точно имеем работу с рукотворным магическим вмешательством, – сухим голосом резюмировал Васбегард. – Наши подозрения подтверждаются найденной биографией. Кто-то закрыл Пульсары для магов Тари Ашш или отсоединил их от Пульсаров. И, раз подобные прецеденты уже имели место быть в прошлом, я делаю вывод о том, что злоумышленник пользовался некоей разработанной схемой.

Как бы то ни было, версия вмешательства неизвестных магов показалась присутствующим куда более благоприятной, чем непреодолимая природная сила.

Вернувшийся с пустыми руками Хелинш Хасте вдруг вспомнил о возложенной на себя обязанности задавать тон разговору. Он спросил у собравшихся о возможных путях решений, а сам вновь направился к бюро, которые, казалось, вот-вот проломятся под устрашающими стопками книг. Широкий и коренастый, Хасте готов был переставлять в одиночку даже мебель.

– Решения? Ничего нового здесь и не придумать, – ответил Васбегард, подвигая поближе к Хасте самые увесистые книги. – Полагаю, что следует…

Таффур Вахэйль, для которого, в отличие от одельтерцев, этикет не был смыслом жизни, тут же перебил имперского мага:

– Либо мы пытаемся восстановиться, работая с Пульсарами, на что могут уйти годы, либо ищем преступника и заставляем его…

– …вертать все обратно. На что могут уйти годы, – саркастично заметил чуть обиженный Чьерцем – и тут же поймал на себе грозный взгляд Архимага.

Сейчас из уст чародейки непременно последовало бы порицание. Но Чьерцема неожиданно спасла одна из младших секретарей Ее Светлости, возникшая в этот момент на пороге секции Архива. Мы уже видели ее раньше и даже узнали от кого-то, что она происходила из тех сирот, которых под материальным покровительством сердобольных магов частенько берут на учебу во Фье-де-ля-Майери. Девушка, как слышала Гатадрис, получала образование теоретика магии, и это значило, что в ней не было и малой толики способностей.

– Ваша Светлость! – позвала ученица приятным, мелодичным голосом. – Прибыли два курьера. Говорят, что привезли из Этидо заказанную вами вещь.

Первая чародейка тут же обернулась и строго скрестила руки на груди; настал ее черед укорять кого-либо за длинный язык.

– Хорошо. Отведи их в мой кабинет.

Архимаг тут же покинула нас, а мы остались, дабы помочь Хелиншу поставить книги на место. В ближайшие пару часов мы должны были перейти наверх, в отдел, посвященный Пульсарам, – Архимаг сама направила нас туда, отменив тем самым прежний запрет о просмотре Ядовитыми магами новейших одельтерских трудов.

Ведь времени оставалось совсем мало.

* * *

Когда, наспех накинув на плечи пальто, Архимаг покинула Государственный Архив Фье-де-ля-Майери, темнота уже окутала старый город Лоэннлиас-Гийяр. Тот, спокойный в своем будничном празднестве, осоловел. Где-то за территорией университета мягкий золотой свет, лившийся из окон на замерзающую улицу, согревал души возвращающихся домой людей; и даже самые зачерствелые сердца приобщались к благодатному умиротворению. На Фье-де-ля-Майери неспешно опустилась тишина, и, как то бывало по вечерам, когда студенты и преподаватели уже разошлись по домам, беспризорные магические огоньки освещали пустую дорогу к Главному зданию университета.

Но сегодня привычный ход событий нарушали незваные гости, что возымели дерзость не дождаться утренних часов приема. Прибывших, как упоминала секретарь Ее Светлости, оказалось ровно двое.

Старший из них, с виду самый настоящий стрекулятник[40] тридцати с лишним лет, с короткими взъерошенными волосами, держался невозмутимо и бесстрастно. Левая рука его опиралась на трость, а правая, та самая, с которой он никогда не снимал перчатки, держала второсортный футляр от скрипки. Человек этот был ненамного выше среднего роста, но крепкая шея и большие руки добавляли ему приземистости.

Впрочем, он вряд ли мог похвастать завидной наружностью. Прямой длинный нос, над которым возвышалась выпуклая кожная складка, заканчивался вислым кончиком. Редкие брови чужака вышли настолько светлыми, что судить об их присутствии было затруднительно. Маленькие тонкие губы, верхняя чуть больше нижней, были резко очерчены. Даже зубы его не выдались ровными: длинные и тонкие, они норовили кое-где наскочить друг на друга. Не имей лицо приятную овальную форму, он был бы дурен собою, но высокий лоб его уходил в две небольшие залысины, повсеместно считавшиеся признаком сметливого ума, а светло-голубые льдистые глаза под тяжелыми веками взирали перед собой спокойным деловитым взглядом.

На почтительном расстоянии от первого занял место еще один визитер, темноволосый, крепче телом, ниже ростом и на добрый десяток лет моложе. Во взгляде его угадывалось удивление: он слабо понимал, где сейчас оказался и зачем ему вообще присутствовать при будущем разговоре.

Пристальцы[41] не вели разговоров и были бы совсем не слышны, если бы первый с завидным постоянством не кашлял и не прикладывал платок к носу.

Еще в дверях Первая чародейка Одельтера смерила гостей хватким взглядом, и ей понадобилась всего пара мгновений, чтобы опознать как минимум одного из пожаловавших.

– Скажите-ка на милость![42] – театрально всплеснув руками, воскликнула она. – Торговцы ценностями! Будь я на пару сотен лет моложе, я, так уж и быть, поверила бы.

Тот, что был повыше и постарше, уважительно поклонился; то же проделал и молодой парень. «Этикет в Одельтере превыше всего, – вспомнил он изречение спутника. – Им прикрываются в трудное время, как щитом. И поступаться этими нормами можно лишь в тех случаях, когда терпеть собеседника совсем уже невмоготу».