Время было скорбным спутником Эйкере; оно смотрело на него неморгающим, суровым взглядом. И наконец заговорило неожиданным, взывающим со стороны вечности шепотом.

«Вставай, Скольра, мы вызволим тебя отсюда».

Шепот был настолько четким и осязаемым, что походил на бред. Скольра догадался, что в кровь его попала зараза и теперь она с невероятной скоростью распространяется по всему телу. Слабеющий организм его, как было заложено природой, безропотно сражался, пытаясь выжечь все инородное, и жар стал нелегким испытанием для рассудка.

«Ты жив?» – вновь послышался негромкий голос. Он сопровождался еле различимым звуком шагов, и теперь Скольра не был уверен, что это не морок. Незнакомец говорил тихо, и тон его был излишне мягок – все для того, чтобы Эйкере не начал кричать, думая, что к нему подослали убийцу.

Сливаясь с полумраком, темная фигура из видения осторожно опустилась на колени и всмотрелась в лицо Эйкере. Она быстро поняла, что освобожденец дышит. Тогда же Скольра и решился открыть один глаз – тот, что остался целым. Почти сразу он увидел, как в одиноком проблеске света, ворвавшегося в камеру через маленькое окошко металлической двери, мелькнули голубые женские глаза.

Так вот почему шепот показался ему таким странным: он принадлежал женщине! Если бы Скольра мог, он бы расплылся сейчас в довольной улыбке.

«Догадался, – усмехнулась незнакомка, и звонкий голос ее был слышен теперь в полную силу. – Вставай, Скольра!»

Слова эти отдавали легким звоном миниатюрных колокольчиков. Эйкере знал, что подобное эхо появляется лишь тогда, когда чужой голос звучит в собственной голове.

Таким образом, присланная старшим братом женщина обладала редкой способностью телепатии. И раз Старший оплачивает услуги такого рода, смекнул наконец Эйкере, дела у него складываются как нельзя лучше. А значит, жертва младшего брата не была не напрасной. Он смог отвести глаза полиции от настоящего главаря «Освобождения», дав тем самым брату возможность запрятать концы в воду.

«Ты можешь идти, Скольра?» – продолжала неизвестная.

Изувеченный партиец, которому и мысли давались с необычайной сложностью, сделал над собой усилие и разомкнул губы. Верхняя оказалась зашитой, и ее болезненно раздуло, но шов был аккуратен и обработан намного более тщательным, чем причиталось обычному заключенному, образом.

– Это… безумие… – слабо прошептал Скольра.

Казалось, что все силы его организма были брошены на эти два коротких слова.

«Безумие, а как же, – согласилась женщина. – Вот только тебе все равно не жить – так почему бы не попытаться сделать, как приказал брат?»

Мало того что вторженка понимала образ мыслей Скольры – она была права во всем, о чем только принималась говорить. Здешние сырость и холод погубят Скольру быстрее, чем он окажется у стены в белой рубахе смертника и государь прикажет полицейским стрелять.

«Ты даешь слово пережить этот побег?» – вдруг осведомилась незнакомка; телепатический голос ее стал еще более обманчиво приятен. Улыбка снова запросилась на губы Эйкере, и партиец даже смог поднять в утвердительном жесте руку и еле слышно выдохнуть:

– Обещаю.

Именно потому, что перед ним стояла женщина, из всех утвердительных слов он выбрал самое длинное – все для того, чтобы выглядеть на чуточку сильнее.

На самом деле незнакомка, убедившаяся, что младший Скольра еще не испустил дух, расстроилась. И не было в этом никаких личных притязаний: за живого ли или мертвого Эйкере ей заплатили бы одинаковую сумму, но перемещать труп было бы гораздо легче. И пускай Скольра сейчас и так напоминал мертвеца и не мог передвигаться самостоятельно, ей придется прибегнуть к невероятным ухищрениям, чтобы тот не стонал и не выдал их по дороге.

Получив ответ Скольры, нежданная спасительница его не стала мешкать. Она быстро подхватила Эйкере и взвалила его себе на плечи – вдобавок к прочим своим умениям, женщина была еще и удивительно сильна. Резкая боль тут же ослепила партийца; он стиснул зубы, но из горла его вырвался сдавленный стон. Шприц и обезболивающий препарат лежали у освобожденки в сумке, но поставить укол ей уже не хватало вре мени.

«Потерпи еще немного, – телепатически приказала она, и Скольра с тоской подумал о том, куда делась ее прежняя мягкость, – сейчас каждый звук будет стоить нам жизни».

Первые несколько шагов женщина проделала аккуратно, будто пробуя силы, – даже проплыла, чтобы тряска не заставила полумертвого закричать. Но вот открылась дверь камеры, и незнакомка неслышно скользнула по темному коридору.

Путь ее, как заметил Эйкере, был странен и вел скорее вглубь тюрьмы, чем наружу. Впрочем, то была не единственная странность, которую запомнил в тот день Скольра. Тогда же, в тюремном коридоре, им встретился конвой из двух солдат, и те даже не обратили взоры на освобожденку и ее ношу. Кажется, операция по вызволению Эйкере была хоть и спешно, но точно спланирована: раз женщина не могла избежать встречи с тюремным конвоем, все было подстроено так, чтобы неизвестная столкнулась со «своими».

Удивительно, насколько успела разрастись партия «Освобождение», раз она запустила свои щупальца даже в истые владения Тайной Полиции! Но сейчас Скольру, насколько ему позволял ресурс затуманенного мозга, занимало более, что именно старший брат посулил незнакомке, раз она, рискуя жизнью, согласилась потащить на спине обездвиженного мужчину.

Внезапно Эйкере почувствовал слабое прикосновение холода. Неужели его, изувеченного, вынесут на улицу? Возможно, все это – лишь тихая казнь, и теперь партийца оставят умирать долгие часы на морозе? Такой сценарий был вполне осуществим: у Скольры отобрали теплые вещи, да и остальная одежда из-за наложенных по всему телу бинтов на нем осталась символическая.

Но что мог сделать Эйкере? Лишь подчиниться.

* * *

Невысокая и не слишком мускулистая женщина отважно несла Скольру на спине, и всю дорогу его мутило, а очертания окружающего мира расплывались у него перед глазами. Вряд ли Эйкере чувствовал себя когда-нибудь паршивее, чем сейчас. Тело его сдалось, но что хуже – половина испытываемой боли стала отдавать Скольре в ногу. Освобожденец пытался сдержать накатывавшие стоны, и оттого его сильно трясло.

– Нога… – наконец не выдержал он.

«Еще немного, – тут же осадила его незнакомка, и однообразные, равнодушные фразы ее почти добавили Скольре страданий. – Скоро я тебе помогу».

Женщина, как верно показалось Эйкере, пробиралась со своей ношей вглубь, в сторону небольших холодных комнат. Бесшумно ступая по темным коридорам, она удалялась все дальше от тщательно охраняемого «арестантского» сектора и приближалась к самому презираемому, почитавшемуся хуже нужника месту – покойницкой.

Скольра угодил в застенки, когда сезон на трупы там уже завершился. Все, кто заболел сезонными инфекционными болезнями, умерли еще весной. Немолодые арестанты, совсем слабо переносившие холод в камерах, преставились в начале осени. Умер и старый прозектор[43], много лет подряд промышлявший посмертной, как шутила прознавшая умное слово солдатня, «инвентаризацией» заключенных. Новый же, только недавно окончивший университет врач вдруг оказался продажной паскудой, со скоростью молнии переметнувшейся на шелестевшую ассигнациями сторону. Ею оказалось «Освобождение», предложившее за спасение Скольры вполне приличную цену.