– Ну да. Старая колымага.

Бонар полез под заднее сиденье, а Харлей с благоговением обошел «шевроле», затем положил обе руки на капот.

– Ничего себе колымага. Это как коснуться Алмаза Надежды. Или Святого Грааля. Окатите меня из шланга, а затем повесьте сушиться, если это не «йенко-камаро».

Бонар протянул Харлею дробовик и стал вытаскивать карабин.

– Уж не знаю, что такое «йенко», но это старый драндулет Чарли Мецгера. Не красавица, но бегает хорошо. Вот, возьми.

Харлей принял карабин не глядя – он по-прежнему смотрел на автомобиль.

– Двигатель L-72 объемом четыреста двадцать семь кубических дюймов, передние дисковые тормоза, капот с воздухозаборниками, сверхнадежный радиатор, подвеска особой конструкции, задний мост 4,10:1. Даю сотню прямо сейчас.

– Мечтать не вредно. – Бонар усмехнулся и захлопнул дверь.

Харлей сморщил нос:

– Сто двадцать пять.

– Ну ты, я тебе скажу, и скряга.

Харлей поджал губы и затопал за Бонаром к автобусу.

– Ладно, ладно, ты, твердолобая деревенщина… сто пятьдесят.

– Харлей, да перестань ты. Я за эту машину три тысячи заплатил, а ты хочешь забрать ее у меня за сто пятьдесят долларов?

Харлей остановился и уставился на Бонара.

– За сто пятьдесят тысяч, идиот.

Мертвая, пустая тяжесть абсолютного безмолвия лежала на маленьком озере. За широким поясом зарослей рогозы яркая полная луна отражалась в черной воде, как в бездонном зеркале. Ни одна водомерка не скользила по водной поверхности; ни одна лягушка не квакала на берегу; ни один сверчок не тер одной ногой-смычком о другую, – не было слышно никаких звуков, обычных для ночного озера.

Последние джипы уже давно уехали, а Грейс, Энни и Шарон все боялись пошевелиться и, как три кающиеся грешницы, стояли на коленях по шею в воде.

У Энни чесался нос. А вдруг они не все уехали? Она поднимет руку, чтобы почесать нос, а с нее в воду упадет капля, – вдруг тогда из укрытия выскочат десять человек и начнут стрелять?

Медленно и осторожно она подняла левую руку к носу – она была, как перчаткой, покрыта липким озерным илом. Она почесала нос, и никто в нее не выстрелил.

– Может, уже пора выбираться? – Ее шепот был едва ли громче дыхания.

Плечи Грейс поднялись из воды, от них пошли круги по поверхности.

– Очень аккуратно, – прошептала она в ответ.

Энни начала подниматься с колен. Она пошатывалась, вода потоком стекала с ее платья, превратившегося в лохмотья. Она зажмурилась, когда туша лежащей позади нее коровы сдвинулась с места.

– Тут корова. – Она шагнула в сторону, чтобы показать ее остальным.

– Господи боже мой, – прошептала Шарон. Над водой возвышался только бок коровы – как черно-белый мягкий островок. – Так вот куда они все делись. Их столкнули в озеро.

Они поспешно выбрались из рогозы и вышли на вмятую в грязь траву. С них ручьями текла вода и собиралась в лужи под ногами. Шарон и Энни повалились на землю, как побитые ливнем цветы. Грейс не последовала их примеру, а еще несколько секунд стояла во весь рост. Высокая, прямая, неподвижная, она была в этот момент всего лишь сосудом для своих мечущихся во все стороны глаз. Наконец она глубоко вздохнула, и Энни поняла, что они в безопасности – по крайней мере, пока.

– Так вот что здесь произошло, – сказала она. – Они перевозили в грузовиках какой-то газ. Что-то пошло не так, и они погубили целый город.

– О, черт. – Грейс впервые в жизни услышала в голосе Энни нотки неподдельной паники. – Значит, мы только что сидели в озере, битком набитом животными, которые умерли от отравляющего газа?

Грейс присела рядом с Энни, убрала мокрый шелковый лоскут с ее шеи и расправила его на плече, где было его законное место.

– После катастрофы прошло уже несколько часов. Те солдаты ничего не боялись – значит, и нам не следует. Какое бы вещество ни убило тут все живое – больше его здесь нет.

– То есть мне не нужно раздеваться и искать язвы на своем теле?

Грейс покачала головой:

– Язв ты бы в любом случае не нашла. Это не был химический реагент. Это был нервно-паралитический газ.

Шарон вопросительно посмотрела на нее:

– Откуда ты знаешь?

– Все химические реагенты обладают разъедающим действием. А бок той коровы был чистым, да и на собаке в доме не было ни одной отметины.

Энни секунду обдумывала сказанное Грейс, затем выдохнула и кивнула, полностью удовлетворившись. «И где она этому научилась?» – подумала Шарон. Сама она дрожала и обнимала колени, чувствуя, что тот разумный, предсказуемый мир, который она выстроила вокруг себя, рассыпается в пыль. И вдруг все, что она делала в жизни, все, чем она и дальше собиралась заниматься, – выслеживать убийц по одному, попутно спасая одну-две человеческие жизни, – показалось ей ужасно мелким. Пока она гонялась по всей Америке за единичными серийными убийцами – и Грейс, и Энни, если уж на то пошло, – массовое убийство произошло чуть ли не у нее во дворе.

– Господи, прямо не верится. Нервно-паралитический газ? Это же, в конце концов, Висконсин, а не Ближний Восток. Откуда здесь взяться нервно-паралитическому газу?

Энни похлопала ей по колену:

– Его не надо ниоткуда брать. Висконсин – отличное место для того, чтобы его сделать. На Среднем Западе на каждой ферме хранятся запасы пестицидов на стероидах, а рецепты того, как это сделать, развешаны по всему Интернету.

Шарон закрыла глаза.

– Это не может быть настолько легко, иначе газ делал бы каждый псих на планете. Мы же говорим не о бомбе из удобрений.

– Это не настолько легко, – тихо сказала Грейс, – но это и не невозможно. Помните трагедию в токийском метро? Они не купили зарин у торговца наркотиками. Они сделали его сами.

Шарон потерла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, думая о том, что именно это убило здесь всех людей и животных. Обычный вдох.

– Где-то есть еще два грузовика с газом. – Ее голос дрожал, и рука тоже – она пыталась расстегнуть верхнюю пуговицу блузки. – И примерно через девять часов они отравят множество людей, если мы ничего не предпримем. Мы должны поторопиться.

Голос Грейс был настолько спокоен, что Шарон это даже раздражало:

– Чтобы торопиться, нужно знать куда.

– Подальше отсюда! Мы должны выбраться отсюда и сообщить кому-нибудь о том, что здесь творится!

Энни взяла Шарон за руку и с некоторым нетерпением потрясла ее.

– Ты должна успокоиться. Просто подумай минуту…

– У нас нет этой минуты! – зашипела Шарон. – Это уже не только нас касается. А что ты предлагаешь? Сидеть тут и думать, пока люди будут умирать?