— Не знаю. Может быть, тогда она воспользовалась моей слабостью и заговорила. Ведь Тень говорила моим языком, а иначе как она могла узнать моё имя? Я почти сошёл с ума, думая над этим, а ответа так и не нашёл. Может быть, она вообще не способна говорить, и только приняв чьё-то обличье, обретает дар речи. Не знаю.

— Тогда вполне возможно, что в следующий раз ты вновь встретишь её в форме геббета.

— Пожалуй, — сказал Джед и протянул свои руки прямо к раскалённым углям, будто желая прогнать холод, вновь охвативший его. — Я думаю, что Тень привязана ко мне не меньше, чем я к ней. Она не может просто так освободиться от меня. Ей проще подчинить себе кого-то другого, лишить его воли и души, как это она уже сделала с беднягой Скиором. И если воля моя опять ослабеет, и я побегу от неё, то у Тени вновь появится шанс схватить меня и завладеть моей волей. И ещё — когда я схватил её в ущелье Руки, она просочилась сквозь мои пальцы, как туман. Это может повториться снова, но она никогда не сможет убежать от меня навсегда. Я обречён находить и терять свою Тень до тех пор, пока не найду слово, которое полностью подчинит её моей воле.

— А есть ли вообще имена в царстве Тьмы? — спросил Дрок.

— Владыка Геншер уверял меня, что нет. Но Огион Молчальник сказал другое.

— «Даже идею вечности маги подвергают сомнению», — процитировал Дрок с грустной улыбкой.

— Та, что служила Древним Силам на острове Осскил, клялась мне, что Камень назовёт имя Тени, но я не придал этому особого значения. Но и Дракон Пендора также предлагал мне сделку — имя Тени за своё собственное освобождение; я и подумал: там, где маги сомневаются, драконы могут знать ответ.

— Драконы мудры, но не добры. Однако ты мне ничего не рассказывал о своей встрече со Змеем?

Так говорили они до поздней ночи, и хотя каждый раз они возвращались к одной и той же мрачной теме, радость от того, что они опять вместе, побеждала всё; любовь, что была сотворена между ними, стала ещё сильнее и тверже, и уже ничто не могло поколебать её — ни время, ни несчастье. Утром Джед проснулся под крышей дома, где жил его друг, и, казалось, ничто так надёжно не могло защитить его от всех зол и несчастий, как это жилище. Весь следующий долгий день был похож на мирный добрый сон, и Джед принял его как бесценный дар. Ему казалось, что оставь он дом Дрока, и он покинет последнее надёжное убежище в жизни. Ощущение счастья только росло от этих горьких мыслей.

Но дела позвали в дорогу. Дрок отправился в соседние деревни со своим учеником, а Джед остался в доме вместе с Арникой и Мюрреем, братом Дрока. Мюррей, хотя и был ровесником Джеда, казался ещё мальчиком, так как в свои девятнадцать лет не проявил никаких признаков магической власти. Он нигде не был, кроме близлежащих островов Ток и Холп, и жизнь его протекала гладко и размеренно. Джед смотрел на сверстника с высоты своего опыта, а тот как чужака воспринимал мага. Восхищаясь чистым невинным лицом Мюррея, Джед невольно сравнивал его со своим, покрытым шрамами, а Мюррея, в свою очередь, поражали эти шрамы, и он думал, что это следы от когтей дракона, а потому воспринимал Джеда как героя древних рун.

Юноши немного стеснялись друг друга и никак не могли найти общий язык, зато Арника чувствовала себя хозяйкой в доме и, не смущаясь, обращалась к Джеду по каждому поводу. Он был очень добр с девушкой и охотно отвечал на все её многочисленные вопросы, а Арнику интересовало всё. Она постоянно что-то пекла, готовила: вяленая рыба, мясо, пшеничные лепешки — всё это было приготовлено и упаковано в таком количестве, что Джед не выдержал, наконец, и прекратил хозяйственную суету, сказав, что плывут они не на край Света и в Селидоре собираются сделать остановку.

— А где этот Селидор?

— Очень далеко отсюда. Надо плыть всё время на запад. Там драконов как мышей — видимо-невидимо.

— Лучше оставайтесь здесь, на востоке. Здесь хоть драконы не больше самой маленькой мышки. А Вы уверены, что провизии хватит? Послушайте, я никак не могу понять: вы с братом такие великие маги, что стоит вам только сделать какой-нибудь жест и произнести заклинание, как всё исполнится. Неужели вы можете чувствовать голод? Например, вы в море, и наступило время ужина, взяли — произнесли слово какое-нибудь, и мясо с горошком готово — пожалуйста, ешьте на здоровье.

— Ну что ж, спасибо за совет. Но нам что-то не очень хочется есть собственные слова. В конце концов, слово всегда останется словом. Иллюзиями сыт не будешь: они могут притупить чувство голода, но сил не прибавят.

— Нет, маги — плохие повара, — вставил свою реплику Мюррей, который здесь же, на кухне, вырезал из дерева крышку для короба. Он был плотником, но не очень ревностно занимался своим ремеслом.

— Увы, ты прав, но и повара — это не маги, — сказала Арника, которая нагнулась, чтобы посмотреть, не испекся ли её очередной пирог. — Но я до сих пор не могу понять, Перепелятник. Я видела, как брат со своим учеником, произнеся нужное слово, сотворили огонь во тьме. Разве слово, пусть даже самое светлое, может осветить путь в ночи?

— Свет — это уже Власть, причём самая большая, и, благодаря ей, мы и существуем, но Власть эта существует вне наших нужд. Сияние Солнца и сияние звёзд — это Время, значит, Время — тоже Свет. Солнце отделяет день от ночи, и так месяц за месяцем, год за годом, значит, Свет — это Жизнь. Во тьме можно воззвать к жизни, призвав на помощь свет. Но когда ты видишь, как маг произносит заклинание и появляется какой-нибудь предмет, то знай — это всего лишь иллюзия. Чтоб вызвать нечто реальное, нужно знать истинное имя того, что ты хочешь увидеть перед собой, а это, в свою очередь, требует великих знаний и великого мастерства, и использовать его нужно, конечно же, не для того, чтобы удовлетворить простой голод. Кстати, Арника, твой дракоша схватил пирог с противня и собирается его съесть.

Арника так заслушалась, что не заметила, как