Время от времени то один, то другой человек бросал взгляд на висящие над массивным деревянным столом часы. Когда маленькая и большая стрелки сошлись на цифре «12», за дверью послышались шаги. Спустя мгновение она распахнулась, и в кабинет уверенной походкой вошел импозантный мужчина лет семидесяти в темном, приличествующем обстоятельствам костюме. Его круглое лицо обрамляла аккуратная бородка.

— Приветствую всех собравшихся! — бодро, но без улыбки объявил он, подходя к столу. — Меня зовут Лазарь Моисеевич Гольдман, и я являюсь душеприказчиком Бориса Гальперина. Рад, что вы нашли возможность прийти, чтобы выслушать последнюю волю покойного. Я не вижу только Якова. — Душеприказчик адвоката посмотрел на Дарью.

— Яша еще мал, — спокойно ответила женщина. — Я сочла, что для него эта ситуация будет слишком тягостной. Честно говоря, — добавила она, — я не понимаю, зачем меня позвали, разве что Борис даже в собственном завещании умудрился оскорбить меня в последний раз и хотел, чтобы все об этом услышали!

— Вот именно! — неожиданно поддержала Дарью Инна. — Я считаю, что само ее присутствие — оскорбление памяти моего покойного мужа, ведь всем известно, что они ненавидели друг друга!

— Для того мы и здесь, — примирительным тоном сказал Гольдман. — Сразу хочу оговориться, что здесь присутствуют лишь те, кто имеет непосредственное отношение к завещанию.

— А это кто? — Длинный, покрытый бледно-розовым лаком ноготь Инны Гальпериной ткнул в сторону скромно примостившейся на стуле у двери Аллы.

— Следователь из СК, — язвительным тоном ответила Дарья, прежде чем Гольдман успел раскрыть рот. — Тебе еще предстоит с ней познакомиться поближе, ведь ты пыталась признать Бориса невменяемым, верно?

Бледные щеки Инны вспыхнули ярким румянцем, и Алла спросила себя, чем он вызван — гневом или страхом?

— Прошу воздержаться от перепалки, друзья, — кашлянув, попросил Гольдман. — Должен заметить, что завещание короткое и однозначное, хотя к нему прилагается целая куча документов, которые я зачитывать не стану — заинтересованные лица смогут изучить их самостоятельно. Документы эти включают также медицинское освидетельствование моего доверителя, проведенное за неделю до его кончины. Согласно заключению консилиума из трех авторитетных психиатров, Борис Исаевич Гальперин признан полностью вменяемым, что исключает любые попытки оспаривания его последней воли, связанные с сомнениями в его психическом состоянии. Итак, я приступаю!

Раскрыв папку, душеприказчик Гальперина извлек оттуда единственный листок бумаги и нацепил на нос очки.

— «Я, Борис Исаевич Гальперин, находясь в здравом уме и твердой памяти, оставляю своей жене Инне Гальпериной ее гардеробную со всем находящимся там имуществом, включая одежду, драгоценности и обувь. Ей предписывается вывезти все это в течение суток с момента оглашения завещания под обязательным присмотром моего душеприказчика, Лазаря Гольдмана, после чего нога ее не должна ступать на территорию дома, купленного на мои деньги задолго до того, как я имел глупость зарегистрировать с ней брак».

Если после слов Дарьи Инна покраснела, то сейчас ее лицо приобрело землистый оттенок, и Алла испугалась, не вздумает ли вдовица грохнуться в обморок на глазах у изумленной публики. Сидевший рядом с ней толстяк предупреждающе сжал ее руку в своих жирных пальцах, удерживая от возможных непродуманных поступков или слов.

— «Своей первое жене Тамаре, — после паузы и явно наслаждаясь происходящим, продолжил Гольдман, — оставляю пять миллионов рублей в память о нашем общем сыне Илье, а также его личное имущество, которое сохранил нетронутым. Оно находится на складе, адрес которого указан в приложении к завещанию».

Впервые Алла заметила на лице Тамары какие-то эмоции. Ее моложавое лицо дрогнуло при упоминании имени Ильи, а в уголках глаз начала собираться влага.

— «Лазарю Гольдману, моему единственному другу, я передаю свою коллекцию. И, наконец, моей невестке, матери моего внука Якова Гольдмана отходит сеть клиник «ОртоДент», которую она основала вместе с моим сыном, а также все мое имущество, включая недвижимость и банковские счета».

Тишину, установившуюся с последним словом, произнесенным душеприказчиком Гальперина, можно было резать на кубики и класть в напитки, такой плотной и леденяще холодной она была.

— Что за чушь! — внезапно взорвалась Инна и вскочила, несмотря на вцепившегося в рукав ее пиджака адвоката, тщетно пытавшегося удержать ее на месте. — Да он просто поиздевался надо мной, а ведь это я, а не вы, — она обвела ненавидящим взглядом всех присутствующих, — ухаживала за Борисом, была его сиделкой, его нянькой…

— Это ты-то нянькой была?! — хохотнула Дарья. — А разве Борис не платил медсестричке, чтобы она за ним ходила?

— Стерва! — пронзительно заверещала Инна, кидаясь на невестку покойного супруга, и лишь вмешательство ее адвоката и подоспевшего на выручку Гольдмана уберегло последнюю от острых ногтей разбушевавшейся вдовы. — Все знают, что это ты убила Илью, а Борис, значит, оставил тебе ВСЕ?! И вы говорите, что он находился в здравом уме?!

Она барахталась в сильных руках мужчин, словно щука из сказки про Емелю, извиваясь всем телом. Ее ожерелье порвалось, и крупные жемчужины покатились по полу, но женщина даже не заметила того, что дорогое украшение приказало долго жить: ее цель, холеное лицо Дарьи Гальпериной, маячила всего в нескольких сантиметрах, но оставалась недосягаемой благодаря мертвой хватке адвоката и душеприказчика.

— Ну я не обязана оставаться в этом цирке! — заявила Тамара Гальперина, поднимаясь. — Я ухожу!

— Иди-иди, старая кошелка! — вслед ей взвыла Инна. — Получила свой кусок пирога? Да я-то свое отсужу, уж будь уверена, это еще не конец! Я — законная жена Бориса, и мне причитается большая часть наследства по закону! К черту завещание!

Из всех слов, выкрикнутых Инной, Аллу зацепила лишь одна фраза, брошенная в адрес Дарьи Гальпериной: «Все знают, что ты убила Илью».

Постепенно небольшая толпа наследников вытекла из кабинета, и Алла с Гольдманом остались наедине. Он снял очки и, тяжело вздохнув, уселся на стул. Его лицо раскраснелось от борьбы с Инной, которая оказалась сильнее, чем предполагала ее субтильная наружность. Он все еще тяжело дышал. Алла дала ему немного времени, а потом сказала:

— Вы хорошо знаете большое семейство Бориса Исаевича, они всегда так здорово «ладят»?

— Сколько их помню, — криво усмехнулся душеприказчик Гальперина. — Мы с Борисом дружим со школы и, насколько мне известно, других близких друзей у него нет… не было.

— Вы меня простите, Лазарь Моисеевич, но у меня создалось впечатление, что это неудивительно!

— У Бори был жуткий характер. Возможно, я — единственный, кто ни разу не испытал на себе его действие. Могу предположить — потому, что нам нечего было делить. Кроме того, нас с детства объединяла одна страсть, так что…

— Вы сказали — страсть?

— Нумизматика. Мы оба — нумизматы со стажем, собираем старинные монеты из драгоценных металлов.