Впрочем, с Великсаром все прошло гладко. Если бы этот идиот получше спрятал винтовку, ничего бы и не выплыло. Великсар через месяц на поправку бы пошел, еще через пару недель выздоровел окончательно и был бы по гроб жизни благодарен Соломонову, что вытащил его с того света. А это и деньги, и положение «придворного» доктора, и все блага разом. К этому моменту Альберт закончил бы свою главную работу. Великое открытие почти лежало у Виталия в кармане. Надо было Мартиросяну в последний момент взъерепениться!

Ошибка состояла в том, что он пытался удержать Мартиросяна любым путем. Виталий чувствовал, что тот ведет себя странно, последние две недели чувствовал, – что-то не так. Но был слишком занят организацией операции «мэр» и не придал мартиросяновскому настроению должного внимания. А потому растерялся, когда Альберт начал предъявлять обвинения и от работы наотрез отказался. Растерялся и допустил ошибку: напомнил Мартиросяну о той драке с Великсаром, сказал, что протокол хранится у мэра, и в случае его смерти… Тут Виталий понял, что проговорился, эти переговоры с Петькой совсем его вымотали, в голове «выстрелы» звучали, только об этом и думал тогда. Потому о смерти мэра заговорил. И чуть не выдал себя. Любой бы на месте Мартиросяна задумался. Но тот был заморочен своими проблемами – слишком уж его потрясло, что чудодейственный препарат оказался препаратом-убийцей. Потом, конечно, сопоставил их разговор и покушение на мэра, о котором услышал в «Новостях». Сопоставил и стал действовать. И совсем не так, как можно было бы предположить: не вернулся, испугавшись последствий, в Светлый, а улетел в Синие Горы, перед этим обратившись в детективное агентство. И тут повел себя нестандартно, непредсказуемо. И запустил механизм: все завертелось, цепляясь одно за другое, и привело к полной катастрофе. В Синие Горы приехал детектив, раскопал информацию не только об Альберте, но и о его медиуме Соловьеве, а дальше… Но все бы еще можно было поправить, если бы не этот идиот, брат его бывшей жены. Он и тут все завалил.

Как этот детектив смог справиться с двумя бандитами, уму непостижимо. Но факт остается фактом: водитель мертв, Петька в больнице, жив, и когда придет в сознание и заговорит, ему, Виталию, конец.

Да что там! Ему и так конец. Говорить Петьке уже не обязательно: его глупость за него все рассказала. Этот детектив Виктор, перед тем, как скрыться, позвонил ДПС-никам, те, увидев, что авария-то совсем не рядовая, привлекли полицию. Пробили Петькин пистолет – оказалось, что он тот самый, из которого пару недель назад был ранен охранник ювелирного бутика. Провели у Петьки в квартире обыск – нашли винтовку с оптикой, из которой в Великсара стреляли. С Петькой Виталия связали в два счета, по родственной линии, а тут еще обнаружилась видеозапись с камеры наблюдения в кафе, где они с Петькой перед самым покушением на мэра сидели. Разговор, конечно, не зафиксирован, но сам факт их встречи говорит за себя. Как попала в руки полиции эта запись? Стукнул кто-то, не иначе – завистников и у Виталия хватает. Впрочем, теперь все это уже и не важно. Арест – дело времени, и, судя по отношению к нему следователя, совсем небольшого. Возможно, за ним уже сегодня придут. Ну, что ж, арестовать его не успеют.

Как только следователь ушел, Виталий спустился в подвал, в бывшую лабораторию Мартиросяна. Уже месяц он практически жил здесь: поддерживал в Альберте жизнь, наблюдал за работой Соловьева через камеру в компьютере. Работа медиума близилась к концу, но теперь и это не важно. Осталось сделать последнее дело и собираться в путь.

Оказалось, убить человека не так-то просто. Даже если этот человек и так почти мертв. Даже если для этого нужно всего лишь отключить аппараты, поддерживающие его жизнь. И дело не в том, что этот человек – его бывший друг: эта мумия ничего общего не имеет с Альбертом. И потом, Виталий ведь все равно собирался его убить, как только тот закончит работу. Живого, здорового. Чтобы завладеть его открытием.

Теперь он убивает его просто так. Может, дело в этом? В том, что убийство теперь – это все равно что жечь старые письма перед смертью.

Он долго смотрел на иссохшее, пожелтевшее лицо своего друга и никак не мог решиться сделать то, что было так необходимо сделать. Нужно просто представить, что это не Альберт, а совершенно другой, посторонний человек – безнадежный больной, для которого смерть облегчение. Да ведь так оно и есть. Как легко отключить аппарат, как легко!..

Виталий вдруг отчетливо услышал какой-то шорох у себя за спиной, резко обернулся – и уперся взглядом в искаженное ужасом лицо этого страшного человека. Зеркало! Опять чертово зеркало! Кто повесил его здесь? Зачем? Он никогда не избавится от этого образа. Но чего боится Сальери? То, что собирается сделать Виталий, его совершенно не касается!

Сальери боится смерти. Сальери боится убийства. Как человек, переживший кошмар, боится его повторения. Так пусть проживет свое убийство снова, а его оставит в покое.

Виталий отошел от постели Мартиросяна, зацепившись за повод сделать передышку, вставил диск в дисковод. Легенды лгут. Сальери написал «Реквием» вовсе не для себя, а для того, кого он убил. Виталий только сейчас это понял, когда сам решился убить. Все, что ты делаешь в своей жизни, ты посвящаешь жертве. Вся твоя жизнь посвящается ей, вся твоя смерть. Убийца и жертва связаны неразрывными узами, покрепче кровных, посильнее любовных.

Любовных уз не бывает.

Бывает, еще как бывает. Ему, Виталию, это теперь стало так ясно, как… «Как простая гамма». Ну, хватит! Пора заканчивать. Он – не Сальери, Мартиросян – не Моцарт. Пора…

Какая прекрасная музыка! Какая невыносимо безнадежная музыка… Не встретиться взглядом с зеркалом, пройти, зажмурившись.

Одухотворенное лицо мумии – не смотреть. Просто выключить, как выключают свет.

Но что это? Он ясно слышал звук зуммера. Дверь в преисподнюю приоткрылась. Ну, что ж, значит, пора. Его смерть – его оправдание, он целиком посвящает ее своему любимому, безвременно погибшему другу. Как Сальери посвятил свой «Реквием» Моцарту. Дождаться паузы. И грянуть собственным аккордом выстрела.

Ночь длилась и длилась, и никак не желала заканчиваться. И это было просто невыносимо. Бездомная собака жалобно, с завываниями и всхлипами лаяла во дворе, у соседей сверху громко звучала веселая, жизнерадостная музыка, чуждая этой бесконечно мучительной ночи.

Завтра прилетает Виктор, и начнется необыкновенно прекрасная жизнь, такая, какой Полина не жила еще никогда. Нужно всего лишь прожить эту ночь. Самолет прилетает в одиннадцать, в двенадцать Виктор будет у нее, а сейчас три – осталось каких-нибудь девять часов. Через девять часов закончится их разлука, продлившаяся девять дней.

Не девять дней, а по крайней мере, девять месяцев. Или девять лет. Столько всего произошло за эти полторы недели. Она потеряла Виктора, нашла и потеряла снова, казалось, уже окончательно. А потом был этот страшный звонок – на ее телефоне определился чужой номер, и надежды на то, что Виктор может быть все-таки жив, не осталось. В тот момент Полина была совершенно уверена, что звонят из полиции, чтобы сообщить о его смерти, и долго не решалась ответить, и сразу не узнала его голос, и не могла поверить… И разрыдалась, как дура, и испугалась, что Виктор это заметит, и обвинила его в измене, никакой ревности уже не испытывая, только для того, чтобы скрыть свои глупые слезы. И страшно разозлилась на него, когда он стал зачем-то оправдываться, и… и повела себя, как обычно. Как последняя эгоистка.