Бартоломью провел пальцем вдоль клавиатуры, привлекая внезапным звуком всеобщее внимание, и произнес многозначительно:

— Позволь мне сказать, Саймон. — Он развернул свое ненормально тощее тело и оторвался от скамейки с видом человека, находящего высшее удовольствие в изречении всевозможных пророчеств.

— Нет, Боунз! — к изумлению Калли, прорычал виконт, желая испепелить ее взглядом. Его мрачное лицо подсказало ей, что на сей раз Арман Готье далек от истины. Это не было игрой с матерью. Сейчас виконт действительно гневался, и не на мать, а на нее.

Его следующие слова подтвердили правильность ее предположения.

— Калли! Похоже, у нас предвидятся некоторые трудности, так как одного учителя танцев мы уже потеряли. И я полагаю, что все дело в вас. Боюсь, вам уже некогда брать уроки хороших манер. И я был уверен, что вы это поняли. Извольте объясниться немедленно!

Он гневается? Это он-то?! И хочет, чтобы она объяснилась? Да как он смеет?! Он прекрасно знал, что делал. Не далее как сегодня утром он насмехался и запугивал ее. Пытался застигнуть врасплох и выбить из колеи, чтобы заставить подчиниться ему. Правда, она в свое время планировала сделать с ним то же самое, но сейчас это не имело никакого значения.

Он сам не захотел найти время, чтобы обучить ее нескольким простым па. И после всего этого прогнал человека! Ради чего? Только стремясь показать, как ему хочется, чтобы его план заработал!

Его, Саймона Роксбери, не толкали в бока, не шпыняли, не обмеряли, не кололи булавками. Это не его держали взаперти почти две недели, принуждая практиковаться в бессмысленных, скучных вещах. Это не с ним обращались так, как будто его воспитала волчица и он только что выучился прямо ходить. И потом… и потом, ему ли так себя, вести?! Ведь это не она тормозит их план! Разве она виновата, что ее не выпускают в свет очаровывать Ноэля Кинси?

Как он смеет?!

Если уж ему так хотелось что-то выяснить, то, по ее представлениям, он должен был задабривать ее, а не приказывать. Ну что ж, сейчас она ему покажет!

Надеясь улыбкой скрыть свое недовольство, Калли исполнила почтительный реверанс. Грациозно взмахнула рукой, призывая в свидетели всех присутствующих, и начала:

— Вы легко поймете, в чем дело, милорд, если проследите все с самого начала. Слушайте внимательно. Когда я ехала в город пристрелить Ноэля Кинси, ваше участие не предполагалось и не требовалось. Вы сунули нос не в свое дело и загубили очень хороший план. Потом заручились моей поддержкой… нет, шантажом подключили меня к собственному плану, где вы столько всего понаворочали! В результате из-за вас я вынуждена лгать своему отцу. Не сказать, что это неслыханное преступление, и все же вам не следовало подбивать меня на обман. Вы вынудили несчастного Лестера одного слоняться по городу, что весьма опасно для него. А между тем Ноэля Кинси даже нет в городе! И все это время я позволяю себя увещевать. Это моя ошибка. Но все остальные ошибки — ваши, виконт Броктон. И я никогда не прощу вам того, что вы так недооцениваете меня и так переоцениваете себя!

— Нет, определенно, я обожаю этого ребенка, — заявил во всеуслышание Арман Готье, удачливый и любезный красавец, столь желанный мужчина для своих многочисленных поклонниц и воздыхательниц.

— О, прекратите, — неуверенно предупредила его Калли. Она продолжила, едва успев перевести дух и ни на секунду не отводя глаз от Саймона. Слова срывались с языка все быстрее, и голос, полный гнева и отчаяния, восходил ко все более высоким нотам. — Затем вы передали меня своей милой, хоть и эксцентричной, матушке, которая обихаживает и холит меня, полагая, что я стану ее снохой. На самом деле разговоры на эту тему лишены всякого смысла. Я вас не приму, даже если мне поднесут вас на серебряном блюде и заткнут яблоком рот.

— Дорогая девочка ведет себя так, будто она мой собственный ребенок, — прощебетала виконтесса с блаженством на лице. — Не правда ли, Саймон?

Калли сверкала глазами, выражая недовольство тем, что ее прерывают.

— Имоджин, прошу вас, не надо! — Она вскинула руку и снова сделала широкий жест, на этот раз в сторону фортепиано. — Здесь присутствует Боунз. Вы не против, если я буду вас так называть? Да, мне думается, вы не возражаете. Так вот, Боунз взял на себя роль внимательного, хоть и пессимистичного, наблюдателя. — Она повернулась и сердито посмотрела на второго мужчину. — А мистер Готье — я продолжу называть вас именно так — последние десять минут строил мне глазки, а потом дошел до того, что даже признался в любви. Правда, он не жевал мою руку, как вы сегодня утром, милорд.

— Жевал? — беззвучно повторил Арман, все это время не перестававший улыбаться Саймону, так что Калли безумно хотелось дать этому красавцу в ухо.

— А теперь о вас, Саймон Роксбери! — сказала она, слегка стиснув зубы, и с гневом взглянула на виконта. — К числу прочих ваших неудачных поступков, которых слишком много, чтобы их перечислять, относится и предполагаемый бал, который ваша матушка устраивает в мою честь. Так вот, когда его мрачный призрак уже замаячил на горизонте, вы, вы все, вступили в сговор. И именно в тот момент, когда мой шепелявый, брызжущий слюной и с потными ладонями маэстро учил меня двигаться на счет «раз-два-три», вы до смерти запугали человека. Но для меня это не важно, ни капельки, чтоб вы знали! Потому что ваш план удался. Я уезжаю!

Боунз замер с открытым ртом. Ненормальный Арман Готье тихо аплодировал. Виконтесса вдруг стала кроткой и смирной. Саймон смотрел на Калли с непонятным выражением — то ли хотел ее поколотить, то ли поцеловать (она обдумает это позже, когда будет вне опасности, в карете, направляющейся в Стерминстер-Ньютон). В довершение всего в дверях каким-то образом вырос Лестер с шоколадным пирожным, которое он наполовину запихал в рот. И тогда, на глазах всей компании приподняв над лодыжками свои юбки на добрых три дюйма, Калли довольно неэлегантно протопала мимо своего друга вон из музыкальной гостиной.

Пройдя несколько футов по коридору, она тяжело сглотнула и остановилась перевести дыхание. Сердце, казалось, вот-вот выпорхнет наружу.

— Это вы ее так рассердили? — услышала она голос Лестера. — Ну вот, пришли и все испортили, — продолжал он с упреком. — И как раз когда я привел Скарлет. Спрашивается, что я теперь должен с ней делать?

Скарлет? Это еще кто? Или что? Калли высунула голову из-за угла и заглянула вниз. Она увидела в вестибюле довольно хорошенькую продавщицу из уличного ларька. Девушка держала деревянный поднос, на котором лежала гора пирожных. Рядом стоял явно смущенный Робертс и сучил руками, будто у него между пальцами застряла дохлая крыса.

Ну надо было Лестеру Пламу испортить такую блестящую драматическую развязку!

— Лестер! — осторожно позвала Калли, отойдя на несколько шагов, пока прелестное создание с рассеянной улыбкой не исчезло из виду. Стиснув зубы, она повернулась к приятелю и посмотрела на него так, словно собиралась убить. — Черт побери, что ты там еще устроил?

Она резко развернулась, сама удивившись своему поступку, и со слезами на глазах взлетела по лестнице, чтобы упасть на кровать и разрыдаться.