голода и болезней часть людей умирала. Во время депортации годные для войны мужчины воевали на фронте. «Нацменов» отзывали с фронта, а также собирали по госпиталям и отправляли к своим родным под охраной в таких же товарных вагонах. Всего советскому геноциду исключительно по этническим признакам в период 1942–1944 годов подверглось более трёх миллионов человек.

Не насытившись их жизнями и страданиями, дракон российского национал-социализма, царь Иосиф начал с 1948 года готовиться к пожиранию более двух миллионов советских евреев. Никого в руководстве СССР не беспокоило, что в 1953 Сталин решил переселить в сибирскую вечную мерзлоту и уморить от голода и холода 50 % всех главных инженеров, главных бухгалтеров, и главврачей, а также 30 % начальников ведущих специалистов среднего уровня на большинстве предприятий и организаций СССР, от молокозавода до завода самолётных моторов. Евреи тогда составляли сердцевину всех управленцев (менеджеров) и специалистов всех уровней всего народного хозяйства. Хотя на должности директоров евреев обычно не назначали, разве что, директоров магазинов и аптек.

Сообщение главной советской правительственной газеты от 13 января 1953 года.

С 1948 года в СССР в газетах и по радио началась антисемитская пропаганда. Хорошо управляемая массовая антиеврейская истерия достигла уровня средневековых гонений на ведьм. По выражению Василия Грассмана, чёрная мгла окутала Москву и всю страну. Кошмар достиг пика в январе 1953 года, когда было напечатано сообщение о «деле врачей убийц и отравителей».

За всю историю России и СССР это был самый злой антисемитский навет на двести тысяч медиков-евреев, которые заботились о здоровье детей и взрослых, а теперь превращалась в отравителей и «врагов народа».

Прошло более 60 лет, но я до сих пор помню чувство обиды и тот ужас и оцепенение безысходности, которые меня охватили: ведь все советские евреи были полностью беззащитны.

Акт первый. События и сценыянваря и февраля 1953 года

Сцена 1. Ликвидация голубятен

Сейчас районы на расстоянии трёх километров за Садовым кольцом считают частью центра Москвы, а в царские и сталинские времена это были рабочие окраины. Та окраина, которая называлась Замоскворечьем, в основном состояла из нескольких ещё дореволюционных заводов, Даниловского и Новодевичьего монастырей-крепостей, трёх больниц, Павловской казармы и массы бревенчатых деревянных изб и двухэтажных домов дореволюционной постройки. Такие избы были рядом с теми двенадцатью кирпичными четырёх-, пяти – и шестиэтажными домами, в одном из которых была сделана двухэтажная надстройка. В новую квартиру мы переехали восьмого июня 1941 года за две недели до начала войны.

В Замоскворечье всегда разводили и гоняли голубей. Голубятни размещались на крышах сараев и всяких подсобок, прилегающих к деревянным домам. Однако в войну голубей запретили, чтобы не было шпионской голубиной почты. Всех голубей тут же съели. После войны их снова развели, но в начале 1953 года все голубятни были уничтожены, а нескольких молодых голубятников из наших дворов таскали в милицию и угрожали посадить, поскольку они прятали любимых голубей. Участковый милиционер говорил при мне молодым голубятникам: «Мы не можем разбирать, какой голубь почтовый, а какой нет, а потом кто-то что-то передаст шпиону или сообщит еврею, чтобы он сбежал или спрятался, когда за ним придут».

Очевидно, что участковый милиционер уже получил соответствующие указания от своего начальства и готовился к предстоящей охоте на евреев как к чему-то обыденному. Знакомые ребята поняли так, что евреев теперь приравняли к шпионам и нехорошо на меня посмотрели. Я был тогда очень наивен и удивился, причём здесь евреи, но инстинктивно сообразил, что лучше не спрашивать объяснения. Но моё удивление было настолько сильно, что этот минутный эпизод сохранился в моей памяти на всю жизнь.

Через много лет кто-то не поленился и узнал, что задание о ликвидации голубятен исходило из Московского горкома партии. В своих опубликованных после его смерти воспоминаниях Хрущёв говорит о том, что в начале 1953 года Сталин поручил ему подготовиться к организации еврейских погромов группами «возмущённых» рабочих и высылке всех евреев из Москвы. В то время Хрущёв был Первым Секретарём Московского Городского Комитета КПСС, и ему подчинялись все коммунисты всех расположенных в столице городских, республиканских и союзных учреждений и предприятий.

Хрущёва помнил, что ответственность за организованного Сталиным голодомора в России и на Украине свалили на руководителей республиканских наркоматов сельского хозяйства. Вину за проведенные Сталиным в 1937 году тотальные репрессии партийных, советских, и военных руководителей свалили на наркома НКВД Ежова. Всех этих наркомов расстреляли при радостном удовлетворении всего советского народа. Когда поднимется волна возмущения общественности зарубежных стран, Сталин почти наверняка скажет, что это была инициатива Хрущёва, и его сделают «козлом отпущения», вплоть до расстрела.

Одна из «весёлых» карикатур в газете, призывающая бить евреев. (В то время в большинстве городских квартир СССР проживало по несколько семей, и каждая семья имела на входной двери свой звонок, проведенный в их комнату коммунальной квартиры.)

Устные поручения царя Иосифа Сталина не обсуждались и подлежали обязательному выполнению, и Хрущёв немедленно отдал также устное распоряжение о составлении списков евреев по местам их проживания. Эти распоряжения быстро были доведены до уровня участковых милиционеров и работников паспортного учёта жителей Москвы и Московской области. Однако в Москве, в отличие от многих других мест Советского Союза, не увольняли евреев, занимавших очень много руководящих и других позиций в «управлениях» и на предприятиях Мосгорисполкома, а также на заводах и в аппарате многочисленных союзных и республиканских министерств, в учреждениях культуры, в больницах и поликлиниках.

Ведь по советским законам каждое «штучное» увольнение могло быть сделано только за вопиющие недостатки в работе всего заводского цеха, магазина или министерства. А выявление ряда таких мнимых и реальных недостатков привело бы, как минимум, к увольнениям вышестоящих начальников. Буквально все русские начальники помнили о тысячах групповых дел периода репрессий 37-го года, и боялись их повторения. Все ждали конкретных письменных указаний. Некоторые начальники спокойно дожидались массовой депортации евреев, а отдельные начальники начали изучать возможности по сохранению «своих» евреев.

Другое дело учебные и невоенные исследовательские институты. Там лихо проводились слияния и закрытия кафедр и лабораторий. Это давало юридическое основание для увольнения работавших там сотрудников «в связи с реорганизацией». Буквально на следующий день всех невреев принимали в открываемые новые лаборатории и на другие кафедры, а евреи-инженеры, научные работники, и доценты и профессора Ленинградских и других институтов после долгих мытарств и при отсутствии пособий по безработице устраивались на самых низших