– Как она стала шпионкой?

– Она сама об этом попросила. Возникла необходимость выполнить такое задание. Было много добровольцев. У нас с нею случился крупный спор. Я не хотел, чтобы она этим занималась. Ей было всего двадцать четыре. Такая умница… Она могла бы поучаствовать во множестве других дел, не подвергаясь при том опасности. Но, стоя здесь несколько месяцев тому назад, она сказала: «Я – лучшая кандидатура для данной миссии, папочка. Ты это знаешь. Я это знаю. Все это знают».

– Поэтому вы ее отпустили.

– Как вы довольно скоро выясните с вашим сыном, отпустить – самое трудное и самое великое, что мы можем сделать для своих детей.

– Спасибо, – сказал Итан. – Похоже, теперь я знаю ее чуть получше.

– Хотел бы я, чтобы вы и вправду получили шанс ее узнать. Она была… это было нечто.

На полпути к дверям Итан остановился, оглянулся на Пилчера.

– Могу я задать еще один назойливый вопрос?

Тот печально улыбнулся.

– Конечно. Зачем останавливаться на полпути?

– Мать Алиссы. Где она?

Как будто что-то надломилось в лице этого человека. Пилчер словно внезапно состарился, словно был смыт фундамент, на котором он стоял.

Итан немедленно пожалел, что задал такой вопрос.

Словно воздух высосали из комнаты.

– Из всех, кто вышел из консервации, девять человек так и не очнулись на другой стороне. Элизабет была одной из девяти. А теперь я потерял и дочь… Обнимите свою семью сегодня на ночь, Итан. Крепко их обнимите.

* * *

Операционная находилась внизу, на втором уровне, и хирург уже ожидал. Это был кругловатый сутулый мужчина с неуклюжими движениями, словно кости его атрофировались после долгих лет жизни в горе и слишком малого пребывания на солнце. Белый халат доходил до самых его туфель с загнутыми острыми носками; врач уже надел хирургическую маску.

Когда Итан и Пэм вошли, доктор поднял глаза от раковины, в которую лилась исходящая паром вода.

Он неистово мыл руки.

Не представился.

Просто сказал:

– Снимите штаны и лягте на стол на живот.

Итан посмотрел на Пэм.

– Ты останешься посмотреть?

– Ты и вправду думаешь, что я упущу шанс понаблюдать, как тебя режут?

Итан сел на табурет и начал стягивать сапоги.

Все уже было готово.

На подносе на голубой стерильной тряпке были разложены: скальпель, пинцет, шовная нить, игла, ножницы, иглодержатель, марля, йод и маленький пузырек без ярлычка.

Итан снял сапоги, расстегнул ремень и уронил свои штаны-хаки.

Пол сквозь носки был холодным.

Хирург локтем закрыл кран.

Итан забрался на стол и лег на живот на ткань. На противоположной стене висело зеркало – за мониторами и штативами для капельниц. В него Итан наблюдал, как доктор закончил натягивать хирургические перчатки и подошел.

– Насколько глубоко находится микрочип? – спросил Бёрк.

– Не слишком глубоко, – ответил доктор.

Он откупорил пузырек с йодом. Налил немного на ткань. Промокнул заднюю часть левой ноги Итана.

– Мы вживляем их в biceps femoris[31].

Доктор воткнул шприц в самый маленький пузырек.

– Слегка пощиплет, – сказал он.

– Что это?

– Просто местный анестетик.

Как только задняя часть ноги онемела, все прошло быстро.

Итан ничего не почувствовал, но в зеркале наблюдал, как доктор поднял скальпель.

Ощутил легкое давление.

Вскоре на латексных перчатках доктора появились пятнышки крови.

А минуту спустя он положил скальпель и взял пинцет.

Еще через двадцать секунд микрочип звякнул о металлический поднос рядом с головой Итана. Чип был похож на чешуйку слюды.

– Сделайте мне одолжение, – сказал Бёрк, когда доктор ввел в рану кусочек марли.

– Какое?

– Наложите неряшливые стежки.

– Умничка, – сказала Пэм. – Это завоюет тебе кое-какое доверие Кейт, если она решит, что ты сам себя резал. Типа как ты сорвался с цепи.

– Это и было у меня на уме.

Доктор взялся за иглодержатель, с которого свисала темная нить.

* * *

Боль от разреза начала согревать сзади ногу Итана, когда он и Пэм спустились на первый уровень, в коридор, ведущий к пещере.

Бёрк остановился у двери камеры Маргарет, подался к стеклянному окошку и приложил ладони к лицу, чтобы прикрыть по бокам глаза.

– Ты чего? – спросила Пэм.

– Хочу снова ее увидеть.

– Тебе нельзя.

Он прищурился сквозь стекло в темноту.

Ничегошеньки не увидел.

– Ты работала с ней? – спросил Итан.

– Да.

– И что ты о ней думаешь?

– Ее следовало бы швырнуть в кремационную печь вместе с остальными экземплярами. Пошли.

Итан посмотрел на Пэм.

– Ты не видишь никакой пользы в изучении аберов? Они превосходят нас в численности на несколько сотен миллионов.

– О, ты имеешь в виду, что мы можем с ними сосуществовать? И какое же хипповое дерьмо типа «давайте возьмемся за руки» ты предлагаешь?

– Выживание, – ответил Итан. – А вдруг они не все бессмысленно жестокие? Если они и вправду обладают разумом, с ними возможно общаться.

– В Заплутавших Соснах имеется все, что нам нужно.

– Мы не можем жить в этой долине вечно.

– Почем ты знаешь?

– Потому что я не считаю условия существования в городе «жизнью».

– И как бы ты это назвал?

– Тюремным заключением.

Он снова повернулся к камере.

Голова Маргарет заполнила круглое окно в дюймах от его лица.

Она уставилась Итану в глаза.

Разумная.

Совершенно спокойная.

– Пенни за твои мысли, – сказал он.

Ее черные когти начали постукивать по стеклу.

Это был викторианский дом с двумя спальнями в северо-восточной части города, недавно покрашенный, с двумя соснами на переднем дворе. На черном почтовом ящике уже было выведено по трафарету имя «Уэйн Джонсон».