– Давай, – разрешил я. Вдруг что интересное расскажет. Как-то мне не кажется, что он пришел на пир звать. Какие сейчас пиры…

– Ярл!

– Мелькольв.

– Сочувствую твоей утрате.

– Ты знаешь?

– Все в городе знают. Мне Дедята рассказал. Возможно, у меня есть новость, которая тебя порадует…

Я ошибся, когда думал, что нападавшие забрали всех своих. Не всех.

Норегов тоже застали врасплох. Те только и успели, что похватать оружие.

Однако ж они были не мирными ладожскими обывателями, а настоящими северянами, вестфолдингами. Другие по морю не ходят. И для них «врасплох» означало, что не все успели надеть брони, а только половина. Зато вооружиться успели все. И вломившаяся к ним во двор банда наткнулась не на перепуганных гражданских, а на сплоченный хирд, пусть и совсем маленький. Всего из двенадцати бойцов. Однако нападавших было еще меньше. Они проводили зачистку и врывались во дворы сравнительно небольшими группами. И вот такая группа натыкается на ощетинившийся копьями хирд. Нореги вломили нападавшим по полной программе. Восьмерых положили насмерть.

А одного – не насмерть.

Причем специально.

Сами нореги в стычке не потеряли ни одного человека. Даже серьезно раненных не было. Но вмешиваться в общую драку они тем не менее не стали. Сами отбились, а гражданская оборона – не их дело. На то у ладожан князь имеется.

Мертвецов хозяйственные нореги ободрали догола и выкинули за ворота. А живой сидел сейчас у них в подвале и ждал худшего.

А именно – меня.

– Слушай, а они хорошо дрались, эти чужаки? – спросил я.

Девять против двенадцати – не лучший расклад для боя, но опытные хускарлы не продали бы свои жизни так легко. Да и не кинулись кучей на стену щитов. Не складывается.

– Какой там, – махнул рукой Мелькольв. – Немногим лучше бондов. Это было легко.

Совсем не складывается. Кёль определил нападавших как опытных викингов. А Мелькольв говорит: чуть лучше ополченцев. Я верю обоим. И что это значит? Что на мой двор заявилась элита. То есть острие удара было нацелено на меня? Вот только меня там не оказалось, и они прихватили Зарю. Чтобы шантажировать?

Что ж, если я прав, то это хорошая новость. Если Заря – заложник, то ее уж точно не продадут каким-нибудь византийским извращенцам. Вопрос: что им от меня надо?

А вот это мы попробуем выяснить прямо сейчас.

– Пойдем-ка к вашему пленнику, Мелькольв, – сказал я. – Очень хочу с ним поговорить.

– Не сомневаюсь, – кивнул норег. – Пойдем потолкуем, пока он не сдох.

Пленник сидел в подвале, и едва оказавшись там, я понял, почему норег сказал «пока не сдох». Специфический запах гниющего мяса перебивал даже вонь испражнений.

Я присел на корточки напротив. Когда-то это был красивый парень лет двадцати пяти, сильный и удачливый, судя по богатой вышивке на замызганной рваной рубахе. Несколько дней назад его удача кончилась.

– Как зовут? – спросил я.

– Чаян.

– Чей ты?

– Смоленского воеводы отрок. Попить дай.

Я сделал знак пришедшему с кормчим мужчине, и тот поднес с губам раненого флягу.

Тот пил долго и жадно. Оторвавшись, облизнул губы. Глаза его немного прояснились.

– Это смоленский воевода вас привел?

– Зачем мне отвечать? – вопросом на вопрос ответил Чаян.

Угадав по интонации, что пленник упрямится, пришедший с Мелькольвом норег достал нож, но я остановил его жестом.

Я не хотел пытать парня, который уже одной ногой стоит по ту сторону. Он не виноват, что командир привел его сюда. Однако у него есть нужные сведения, которые я должен получить. И получу.

– У меня украли жену, – сказал я. – Я хочу знать, кто это сделал. Это бесчестно: красть жену, когда мужа нет рядом. И ты в этом участвовал, Чаян. Ты потерял честь и вскоре потеряешь жизнь. Жизнь тебе уже не вернуть, но вернуть честь ты можешь.

– Я ничего не знаю о твоей жене, – проговорил Чаян. – Нам сказали: идите с этим человеком и делайте, что он скажет. За это каждый из вас получит по четверти гривны серебром. Можно еще воды?

Напившись, парень продолжил:

– Еще воевода сказал: князю Диру любо, если мы покажем себя хоробрыми.

Князь Дир. Я уже слышал это имя. Тот самый, что выгнал Бури из дружины только потому, что тот, защищая свою честь, убил обидчика.

– Нам сказали: врывайтесь во дворы, в дома. Убивайте всех, берите, что хотите, но нигде не останавливайтесь надолго, а когда позовет рог, бегом на корабли.

– Вы пришли на кораблях?

– Да. Три лодьи.

На кораблях зимой? Это… неожиданно. Волхов, конечно, не замерзает, но только он. Значит, корабли были где-то спрятаны. Хотя мне ли не знать. Сам в протоке прятался. А таких мест на Волхове хватает.

– Кто еще с вами был? Сколько, какого племени?

– Наших, смоленских, было полсотни. Еще столько же – чужие. По языку вроде ливы. Хорошие воины. Чьи – не знаю. Они с нами не очень. А остальные не наемные, Водимирова гридь.

– Что?!

– Я говорю: его собственная дружина. Их сотня, пожалуй. И хороших воинов в ней немало.

– Значит, вас Водимир привел?

– Ага. Я же сказал.

Чаян, похоже, вот-вот потеряет сознание. Еле держится.

– А где он может быть, Водимир?

– Того не ведаю. – Парень облизнул потрескавшиеся губы. – А раны уже не болят, – вдруг сказал он. – Но это ж не потому, что заживают, да?

– Да, – сказал я. – Ты был честен. Чего ты хочешь?

– Убей меня, – шепнул Чаян. – А потом сожги. В Ирий хочу.

– Сделаю, – пообещал я. Взял у норега нож и вбил парню в грудь. В сердце.

Мы с Мелькольвом поднялись наверх.

– Мы за него выкуп хотели взять, но какой за мертвеца выкуп… А потом о твоей жене услышали и решили не убивать: приберечь для тебя.

Я стянул с руки одно из золотых запястий, протянул норегу, но тот отодвинул мою руку:

– Не надо. Это ж по дружбе.

– Бери, бери, – настоял я. – Это тоже в знак дружбы. Ты мне очень помог, Мелькольв. Ты указал мне курс.

– Ты ее найдешь, ярл! – Мелькольв сжал мое предплечье. – Я уверен.

Я тоже уверен. Я ее найду. А Водимир, гадина ядовитая, он заплатит! Сторицей! Блин! Я же держал его жизнь в своих руках! Что стоило добить? Любой из здешних добил бы. И только я, со своей вывернутой моралью человека из будущего, проявляю гуманизм, когда надо просто выпустить кишки.