Поначалу все было нормально. Ж. Ладу, как полагается, доложил рапортом на имя начальника Генштаба все обстоятельства этого дела, и оно было закрыто. Однако когда осенью 1917 года, то есть после победы Октябрьской революции в России, вышедшей из империалистической войны, дело капитана Ладу получило новую окраску. К власти во Франции пришло правительство Клемансо, которому сами французы дали кличку Тигр. Ж. Клемансо, напуганный большевистской революцией в России, провозгласил во имя победы над Германией решительную чистку страны «от предателей». Суду военного трибунала был предан бывший премьер-министр Ж. Кайо. Он был осужден и попал в тюрьму. Поскольку Ж. Ладу поддерживал тесные отношения с героем нашей книги Павлом Игнатьевым, а Марта Рише — с Иосифом Давришвили, «дело Ленуара», которое вел Ж. Ладу, неожиданно получило новое развитие.

Все развивалось в строгом соответствии со сценарием, уже использованном в отношении А. Дрейфуса. К тому же, выяснилось, что при передаче дел из контрразведки в военную разведку было утеряно бордеро (сопроводительное письмо) к шифрам, использовавшимся во французской военной разведке. Поскольку за передачу дел отвечал Ж. Ладу, его обвинили в утрате секретного документа.

В результате интриг в руководящих военных эшелонах Франции Ж. Ладу был скомпрометирован и обвинен в шпионаже в пользу Германии. Ничего более дикого придумать было нельзя. Началось судебное расследование в 3-м военном трибунале Парижа. Ж. Ладу был уволен из армии, отдан под суд военного трибунала и некоторое время провел в тюрьме. Он подал апелляцию, которая рассматривалась в другом военном трибунале. Последний военный трибунал, заседавший в конце 1918 года, не сумел доказать факт сотрудничества капитана Ладу с врагом, однако обвинил его в утрате секретной криптограммы, поступившей во 2-е бюро, и 2 января 1919 года Жорж Ладу был заключен в знаменитую тюрьму «Шерш-Миди». Он не сдался и снова подал апелляцию. 8 мая того же года уже третий состав военного трибунала единогласно оправдал его.

Между тем Пьер Ленуар в конце концов признался, что оклеветал Жоржа Ладу по приказу сверху. Но и без его признания, как мы видим, полная невиновность Ладу была доказана. Большую роль в его оправдании сыграл известный генерал Андре Мажино. Сам капитан философски отнесся к своим злоключениям. «Это настоящая война, — говорил он впоследствии. — Я поймал на крючок резидента германской разведки в Мадриде. Они (немцы) хотели сделать то же самое со мной, вот и все»[45].

Кто же на самом деле оклеветал Ж. Ладу? Мы располагаем некоторыми документальными материалами на этот счет. Приведем выдержки из ранее не публиковавшихся документов 2-го бюро Генштаба Франции, предварив их некоторыми разъяснениями.

В октябре 1917 года, когда исход войны во многом уже определился, германская разведка через своего агента-двойника П. Ле-нуара и агентуру в высших военных кругах Франции, завидовавших славе Ж. Ладу и его таланту, скомпрометировала его. Тот же начальник 2-го бюро подполковник Губэ, которому Жорж Ладу в разговоре как-то обмолвился, что располагает некоторыми средствами и после войны он уйдет в отставку, целиком посвятив себя писательской деятельности, накатал рапорт на имя вышестоящего начальства, в котором в самых черных красках описал поведение своего подчиненного.

26 октября 1917 г. начальник 2-го бюро подполковник Губэ по приказу Председателя Совета министров и военного министра Ж. Клемансо подготовил доклад по т. н. «Делу Ленуара», о ко-тором мы упоминали выше. Расследование этого дела началось еще 1 марта того же года, а его итоги были подведены только в этот день. В своем докладе он представил в негативном свете обстоятельства приема Ленуара в Комиссию по контролю за телеграфными отправлениями в качестве шофера, которую, как мы знаем, в то время возглавлял капитан Ладу. На этот доклад-донос начальник Губэ генерал Видалон наложил резолюцию:

«… Нахождение капитана Ладу во главе столь важной и деликатной службы, как Служба разведки, является впредь невозможным. Я прошу его немедленной замены подполковником Гурганом, начальником разведывательного отдела в Аннемасе, которого знаю лично, поскольку он находился под моим началом в 25-м батальоне управления и обслуживания. (Имеет боевое ранение и негоден для фронта)»[46]. Начальник Генштаба генерал Альби это предложение поддержал, а Главнокомандующий французской армии Ф. Фош его утвердил. Капитан Ладу был отстранен от должности, и в отношении него было начато служебное расследование.

11 марта 1918 года, сделавший на костях капитана Ладу свою карьеру и ставший к тому времени Контролером военной администрации и полковником, Губэ подготовил новый рапорт на него, который еще больше походил на донос. Приведем некоторые выдержки из него:

«Когда я еще был начальником 2-го бюро Генштаба армии, у меня в конце октября 1917 года возникли сомнения в отношении роли, которую играл капитан Ладу в “Деле Ленуара”. Они привели меня к проведению расследования, в результате которого капитан Ладу ушел из Генштаба армии.

… Назначенный по долгу службы и против моего желания (намек на то, что он якобы рвался на фронт. — Лет.) в Генштаб армии в конце ноября 1915 года, я узнал, придя туда, что направлен в недавно созданное 5-е бюро, включавшее в себя следующие службы:

— разведка (шпионаж) — СР;

— контрразведка СКР;

— экономическое наблюдение (блокада) — СЭР;

— иностранная печать — СИП;

— межсоюзническая секция — МС.

Мне была предназначена следующая роль:

не вмешиваться в отправление служебных обязанностей каждой из секций, которые следует продолжать считать самостоятельными, координировать любые действия, анализировать их отдачу и докладывать об этом начальнику Генштаба, активизировать работу прежде тех из них, которая будет считаться недостаточной: не заниматься политикой и избегать любых конфликтов.

Я немедленно приступил к работе и первые свои усилия направил на Службу разведки. Капитан Ладу в ту пору являлся начальником Службы контрразведки. Мой непосредственный начальник генерал Валантен, ранее являвшийся начальником 2-го бюро, дал самую лестную характеристику капитану Ладу, которому он поручил в конце мая 1915 года создать и возглавить Службу контрразведки. Он знал его несколько лет. Он представил его мне как первоклассного офицера, имеющего большие заслуги, весьма расторопного, полного инициативы, которого я должен уважать…

В течение первых пяти дней я больше внимания уделял разведке. Затем, начиная с 15 декабря, занялся специальными делами контрразведки. Я установил, что “чрезвычайная деятельность”, о которой мне говорили, в основном заключалась в составлении досье. На мой вопрос относительно числа арестованных шпионов в течение шестимесячной деятельности новой службы был получен ответ “ни одного”…

Только в конце января 1916 года появился свет в конце туннеля, и мне удалось разработать и утвердить в Военном министерстве и в МВД т. н. “Инструкцию от 26 января”, которая четко распределила обязанности каждого из ведомств…