– Но… Если не возражаете, господин дель Ланца, – елейно проговорил купец.

– Нет-нет, что вы, фра Витторио.

– Так вот. Я хотел спросить. Вы же благородный господин, не так ли?

– Да. Я дворянин.

– Так неужели вам не хватает денег, уважения в обществе?

– Денег? А когда их хватает? – улыбнулся Головастик.

– Эт-точно! – радостно поддержал его охранник. – Денежки как вода. Так меж пальцев и текут.

– Признаюсь честно. Мой род не богат. И мне не хочется ждать раздела отцовского поместья между тремя братьями. Уж лучше добыть самому все, что достойно дворянина.

– Эт-точно!

– Верно, господин дель Ланца, – кивнул Витторио.

– Но на войне иногда убивают, – вдруг произнесла, глядя вдаль, бордель-маман.

– Ну, да… – опешил курьер. – Случается…

– Зачем мертвому деньги, слава, громкие титулы?

Смуглый купец скривился, словно недозрелое яблоко надкусил. Скеццо замер с раскрытым ртом, покачал головой.

– Убивают и в мирное время, фрита Эстелла, – стараясь быть любезным, пожал плечами Виржилио. – Дворяне гибнут на дуэлях. В конце концов, можно отравиться грибами или упиться вином.

– Вот, кстати, господин дель Ланца! – вмешался Витторио, явно стремясь увести беседу от неприятной темы. – Не выпить ли нам вина? Моего любимого, мьельского, к сожалению, нет. Но в тысяча триста четырнадцатом году под Браилой уродился неплохой виноград.

Скеццо потянулся за кувшином. Быстро разлил вино в три кубка.

– Оно с привкусом крыжовника, – вещал Витторио так, словно собирался продать гонцу пару бочонков. – Бархатистое, темно-красное…

– Благодарю, – кивнул Виржилио. – А фрита Эстелла не выпьет с нами?

Охранник странно сверкнул глазами. Бордель-маман покачала головой:

– Нет, спасибо. Я уже достаточно выпила вина.

– За победоносную армию империи! – провозгласил купец, вставая.

Вкус вина в самом деле оказался отменным.

Корзьело пригубил уже третий кубок. Именно пригубил. Скеццо и этот, как его, дель Ланца пили до дна. Эстелла сидела, словно мраморное изваяние, упиваясь своей холодностью и ледяным презрением. Вот дура!

Увидев ее замешательство и откровенный страх еще в мансионе фра Морелло, табачник сперва удивился. Но несколько фраз, которыми они обменялись, все объяснили. Не напрямую, конечно же, нет. Просто любой аксамалианский лавочник даст фору магистратским сыщикам, когда нужно что-либо прочесть по глазам, дрожанию губ, подергиванию пальцев… А уж если лавочник большую часть жизни отработал на иностранную разведку!

Эстелла боялась его до одури. Страх парализовал ее разум, обычно живой и гибкий. Должно быть, грешник, очутившийся в преисподней, смотрит так на приближающегося рогатого огненного демона, приготовившего трезубец, котел да изрядный запас дровишек.

Значит, сделал выводы Корзьело, бордель-маман знала о плети с полой рукояткой. Знала, что табачник посещает ее неспроста. Знала о существовании Министра. Выходит, «Роза Аксамалы» выбрана для передачи агентурных сведений не наобум, а по согласию самой фриты. А если быть более смелым в предположениях, то она могла быть знакома с самим Министром. Или даже… Нет, версию о том, что фрита Эстелла и есть Министр, Корзьело отмел как слишком уж смелую. Но в любом случае черноволосая пышногрудая красотка играла не последнюю роль в сети айшасианской разведки. И теперь бежит прочь из Аксамалы. Бросив весьма доходное дело. Это одни лишь дураки думают, что, путешествуя с передвижным борделем за армией (пускай даже победоносной), можно заработать много денег. Умный человек подумает и скажет: доходы едва-едва покроют затраты. И то если набрать оторв, способных задирать юбку по сорок раз на дню. Но таким, с позволения сказать, «девочкам» и цена – ломаный медный грошик. То на то и выходит. Нет. Бежать, бросив престижное заведение, расположенное в выгодном месте, постоянных посетителей, прикормленных стражников и сборщиков налогов, способна заставить только настоящая опасность. Когда выбор идет не между малой и большой прибылью, а между жизнью и смертью.

Следовательно, покушение на Корзьело и бегство бордель-маман – одного поля ягодки. Или, вернее, звенья одной цепочки.

А испуг девчонок? Фланы и Литы?

Он говорит об одном – они знают, кто он и чем занимался в Аксамале. А еще знают, что оплаченные Айшасой агенты не в игрушки играют в Сасандре. Их убивают, и они не гнушаются пустить кровь, если заподозрят предательство и попросту чтобы убрать ненужного свидетеля.

Неужели их цепочка раскрыта?

Тогда приказ о его, Корзьело, убийстве мог отдать непосредственно Министр. Мог напрямую связаться с гильдией наемных убийц, а мог и… Правильно! Мог поручить Эстелле.

Выходит, решили отделаться малой кровью? Как там лекари говорят: отсечь больной палец, чтобы спасти всю руку? И ничего лучше не придумали, как назначить на роль больного пальца его!

Айшасианы в гневе не бледнеют – их темная, почти черная кожа сереет, как зимнее небо над Великим озером. Корзьело с трудом удержал себя в руках. Не вцепился проклятой кошке в горло на глазах у обитателей мансиона и его радушного хозяина. Хотя хотелось… Ой, как хотелось!

Но он сдержался. Ужас в ее глазах давал табачнику преимущество. Он мог мыслить трезво и холодно, Эстелла – нет. А какой же он лавочник, если не извлечет выгоду из самой безнадежной, казалось бы, ситуации?

Корзьело пригласил бордель-маман выпить по стаканчику вина. И поговорить по душам.

Разговор удался. Да, сказать по правде, он не мог не завершиться полной победой табачника. Слабое и неуверенное сопротивление Эстеллы пало уже после нескольких многозначительных фраз полукровки, как спелый колос под градом.

Спасаться вместе? Пожалуйста.

Подчиняться его приказам? Нет, это невоз… Ну, хорошо, как скажете, фра.

Бороться против империи до победного конца? О, Триединый…

Поставив последнее условие, Корзьело в первые мгновения раскаялся. Не хватало, чтобы бордель-маман грохнулась в обморок, как худосочная дворянская дочка, а то и вовсе начала бы вытворять глупости от отчаяния. Например, попыталась бы убить его кухонным ножом, деревянной вилкой или кувшином из-под вина. Но страх оказался сильнее. Фрита Эстелла согласилась.

Конечно, табачник не собирался шпионить или заниматься вредительством. Не хватало еще, удрав от убийцы, совать голову в петлю скорого полевого суда. Да по закону военного времени его могли и вовсе не судить. Довести до ближайшего дерева с удобной веткой и предложить исполнить воздушный танец. Но ему нужно было вырвать из Эстеллы согласие. Теперь они связаны, как охотничьи коты на сворке, как ниточка с иголочкой, как осел и его хвост. Она будет бояться его и слепо подчиняться не то что слову, а даже жесту. И девкам своим воли не даст!