С утра Боб Бандольер оделся в тот же темно-синий костюм и отправился в отель «Хэмптон». Фи, который сказал, что слишком плохо себя чувствует, чтобы идти в кино, провел целый день, надеясь увидеть невидимок.

Через несколько ночей Боб вспомнил, что надо бы приготовить обед, и после того как взошла луна, а его сын лежал в полубессознательном оцепенении на ковре в гостиной, присосавшись к своей боли, как к леденцу, он вернулся к ящику с ножами и в задумчивой, откормленной, отточенной манере выбрал нож с шестидюймовым лезвием и резной деревянной ручкой. Много часов спустя Фи проснулся настолько, чтобы осознать, что отец несет его в постель, а еще понять по его красивому, ликующему лицу, что поздно ночью, когда его никто не видит, Боб Бандольер возвращается в отель «Св. Олвин».

Их жизнь снова вошла в обычное русло. Боб Бандольер оставлял на столе сандвичи и закрывал за собой дверь — казалось, он забыл о «Белдейм Ориентал» или решил, что походы ребенка в кино в полном одиночестве могут привлечь ненужное внимание соседей: лучше закрыть его одного дома.

Однажды Фи проснулся и увидел радостное лицо отца, склонившееся над ним. Мальчик понял, что отец снова был в отеле, который он ненавидел, и что отец ненавидел отель «Св. Олвин» потому, что любил его, и что на этот раз ему наконец-то удалось пробраться внутрь.

Иногда Фи казалось, что у него вообще никогда не было матери. То и дело он замечал, как кошка пялится в пустое пространство, и знал, что Джуд видела кого-то из невидимого мира. К нему вернулись «Из опасных глубин», и один в пустой комнате мальчик играл в Чарли Карпентера — Чарли, убивающего большую собаку, Чарли, избивающего Уильяма Бендикса до смерти, Чарли, умирающего на глазах улыбающейся Лили Шихан.

После того как отец дал ему коробку цветных карандашей и блокнот, оставленные одним из постояльцев отеля «Хэмптон», Фи проводил целые дни, рисуя огромные ноги, крушащие дома, ноги, давящие мужчин и женщин, разрушающие целые города, рисовал мертвых людей, распластанных в кратерах и лагерях после того, как прошли гигантские ноги. Он прятал свои рисунки под кроватью. Однажды Фи опустил рисунок голой ноги на свой выставленный пенис и чуть не упал в обморок от сочетания блаженства и ужаса. Он был Чарли Карпентером, проживающим тайную историю Чарли Карпентера.

Когда бы он ни встречал соседей, один или вместе с отцом, они скрывались за дверью.

Боб Бандольер сказал:

— Никогда ни слова о твоей матери, ни открытки, они ни разу не удостоили ее телефонным звонком. Такие люди ничем не лучше животных.

Однажды ночью, двадцать пятого октября, Боб Бандольер пришел домой с работы обеспокоенный и раздраженный. Несмотря на два куска мяса и бутылку виски в большой коричневой сумке, он отлупил своего сына, как только снял пальто. Боб Бандольер поджарил мясо и выпил бутылку виски. Каждые десять минут он вскакивал из-за стола и проверял, в каком состоянии его воротничок, достаточно ли блестят усы, идеален ли узел галстука. Отель «Хэмптон», который уступал только «Пфорцхаймеру», превратился в «отстойник», «свинарник». Теперь Боб это знал. Они думают, что понимают, с чем связаны перемены, но эти скаредные козлы так и не поняли самого главного. У них в отеле есть первоклассный служащий, и что они с ним делают? Читают ему лекции. Предлагают сдержанней вести себя с постояльцами. Даже в «Св. Олвине», даже в «Св. Олвине», в отеле, который принес ему столько вреда, в отеле, который оскорбил и больно ранил его, который фактически убил его жену, даже там не было таких дебилов. Может, ему стоит «переключиться», «поменять поле деятельности», «изменить место театра военных действий». Ты даешь и даешь и взамен получаешь унижение.

* * *

На следующее утро, глядя в окно, Фи наконец увидел мельком одного невидимого человека. Он чуть не потерял сознание. Это была бледная светловолосая женщина с несчастным лицом, женщина, которая, наверное, и при жизни была похожа на привидение. Она пришла, чтобы посмотреть на него, Фи знал это. Она искала его так, будто его безвременно ушедшая мать пыталась разыскать своего малыша. А потом, когда его глаза вдруг наполнились слезами, женщина на тротуаре исчезла. Торопливо, почти виновато, Фи вытер слезы. Если бы он мог, он бы вышел через дверь и последовал за ней — прямо в отель «Св. Олвина», потому что она ушла именно туда.

* * *

Следующая значительная перемена в жизни Фи наступила после того, как отец нашел его рисунки. И во время скандала, в самом центре урагана перед Фи во второй раз появилась обитательница невидимого мира, появилась так, что Фи понял — причиной смерти стал он.

* * *

Все началось со спокойного обеда. Разговор шел о «лицемерном пошляке», который отдает приказания Бобу Бандольеру, о «ненадежном и продажном» коллеге, упоминалось о том, какой прекрасной христианкой была Анна Бандольер. Фи грел свои руки над огнем любви и ненависти отца. Посреди удовольствия, которое он получал от этого тепла, до него дошло, что отец задал ему вопрос. Он спросил еще раз.

— А что с той бумагой и цветными карандашами, которые я тебе дал? Это ведь все стоит денег, знаешь ли.

Они не стоили Бобу Бандольеру никаких денег, но это не важно: потеря или порча драгоценных вещей приравнивалась к преступлению. Разве тебе хочется быть плохим, а потом стать просто хуже некуда?

— Не знаю, — сказал Фи, но отвел глаза в сторону.

— Ах, ты не знаешь, — сказал Боб Бандольер, и его поведение стало еще более настойчивым.

Фи угрожало избиение, но лучше уж пусть побьет, чем увидит его рисунки.

— Думаешь, я в это поверю?

Фи снова искоса глянул в сторону своей спальни. Отец вскочил, наклонился через стол и опрокинул мальчика вместе со стулом.

Боб Бандольер ринулся вокруг стола и поднял его за воротник.

— Ты что, совсем ненормальный? Думаешь, от меня просто отделаться, стоит только солгать?

Фи захныкал, а потом взвыл во весь голос. Отец швырнул его в сторону коридора.

— Ты мог бы облегчить свою участь, но ты все испортил. Что ты натворил? Поломал карандаши? Порвал бумагу?

Фи отрицательно помотал головой, пытаясь сообразить, в какой степени можно сказать правду, чтобы отец не стал смотреть рисунки.

— Тогда покажи мне. — Отец затащил его в комнату и толкнул к кровати. — Где они?

И снова Фи невольно предал себя: он посмотрел под кровать.

— Понятно.

Фи закричал «не-е-ет!» и забрался под кровать в отчаянной попытке заслонить от отца рисунки своим телом.

Ругаясь, отец опустился на пол, дотянулся под кроватью до Фи, схватил его за руку и вытащил наружу. Вспотевший, сопротивляющийся Фи отшвырнул стопку рисунков в сторону и нечаянно ударил отца. Он пытался вырваться из его рук, чтобы уничтожить рисунки — хотел запихнуть их в рот, изорвать в конфетти, выбежать через входную дверь и спрятаться внизу в подвале.

Какое-то время оба рычали и орали. Фи начал задыхаться, но он все еще крутился и извивался.