— Тогда я иду один, — останавливая повозку, бросил ему поводья искусник. — А ты защищаешь детей. И не волнуйся, я вас найду.

— Я пойду с тобой, — полезла с тележки горбунья, но Дайг успел схватить ее за ногу и бесцеремонно дернуть назад: — Ты относишься к детям.

— А ты к болванам! И не думай, что я тебя не узнала, — разозленно зашипела Лил.

— Если сейчас скажешь еще хоть слово, — невозмутимо ответил телохранитель, — будешь спать три дня подряд. А теперь притихни, как будто тебя нет.

Лил возмущенно фыркнула, оглянулась проверить, слышит ли их перебранку ее хозяин. И ошеломленно замерла, обнаружив, что его и след простыл.

— Вы… — оскорбленно прошипела девчонка, едва сдерживая вскипевшие слезы, — злые и вредные… и ничего не понимаете!

— Отец не вредный! — в открытую встал на защиту искусника проснувшийся Ленс. — Ему было больно, когда кто-то кричал.

— А ты помалкивал бы побольше, разболтался не к добру, — огрызнулась Лил. — Или тоже не знаешь, что я не простая девица в чепчике?

— Да все тут осознают, насколько ты необычна, — шикнул Дайг, вслушиваясь в ночные шорохи. — Но сейчас лучше помолчи.

Уходя от тележки, Инквар пару раз настороженно обернулся назад, потом, убедившись, что напарнику удалось задержать настырную девчонку, выкинул ее из головы и все внимание направил на лес, молча хранивший свои тайны. И хотя где-то в глубинах сознания ворошился неугомонный червячок сомнения, напоминая о неисполненном решении обходиться с горбуньей повежливее и подобрее, вся его сущность радовалось свободе.

Он привык работать один, не оглядываясь на напарников и помощников и не отвлекаясь на необходимость заботиться о ком-то еще, кроме себя. Так было проще, понятнее и намного легче, один он мог прижаться к дереву и активировать амулет отвода глаз или влезть на ветку и замотаться в свою накидку. И не нужно никому ничего пояснять или доказывать, теряя драгоценные мгновения.

Искусник бесшумно скользил между кустами и стволами огромных дубов, бдительно вслушиваясь в темноту, превратившуюся в предутренний серый, неуютный сумрак. Все его усиленные зельем чувства ощущали присутствие в этом лесу недобрых существ, но кто это был, Инквар пока распознать не мог. И потому с особой тщательностью разглядывал каждую корягу и кучу прошлогодних сучьев. Логово оборотня могло быть под любым кустом: обрастая мехом, люди становились на удивление нечувствительны к холоду и сырости.

Но самым ужасающим было все же другое. Перейдя на новый, более примитивный уровень жизни, когда перестают быть важными проблемы устройства жилья и добывания еды и одежды, несчастные дети очень быстро теряли интерес и к тем вещам, которые отличают людей от зверей. Получив наконец возможность набивать живот пойманной дичью и отобранными у путников припасами, новоявленные оборотни стремительно скатывались в яму одичалости. Им больше не нужны были ни язык, ни общество и не интересовали искусства или ремесла. Но самыми страшными были их абсолютное равнодушие к утерянному родству с людьми и яростное желание и дальше оставаться зверями.

Светлую, тонкую, как нить, полоску охранного контура Инквар никогда бы не заметил, не будь у него артефакта, определяющего присутствие звездопадной энергии. В душе на миг шевельнулась легкая зависть к Ленсу, умеющему видеть подобное безо всяких амулетов, и тотчас пропала. Водить мальчишку в такие дебри Инквар не стал бы и за намного большие способности.

Осторожно взобравшись на раскидистую душистую липу, искусник перебрался по ветке как можно дальше от защитной полосы и спрыгнул по другую ее сторону. С этого момента он не шел, а крался, прислушиваясь и принюхиваясь, как охотничья собака, и когда наконец оказался почти рядом с логовом оборотня, уже не сомневался, что одичалый человек тут.

И он был не один, об этом искуснику сказал еле слышный запах дыма и жареного мяса. Не сейчас приготовленного, а несколько часов назад, но это ничего не меняло в выводах Инквара. Никогда одичалые люди не усложняют свою жизнь разжиганием костров и приготовлением жаркого. Им и так неплохо, а костер требует дополнительных усилий, добывания сухого топлива и углей, и с ним намного легче попасть в лапы охотников.

«Значит, кто-то из деревенских все-таки поддерживает изгоя», — мелькнула благодарная мысль, и искусник наконец-то рассмотрел и само кострище. Над кучкой седого пепла висел закопченный котелок, а чуть поодаль под огромной елью угадывался лаз в примитивный шалаш из ветвей и прошлогодней почерневшей листвы.

Инквар шагнул ближе и тут же застыл неподвижным пеньком, обнаружив новые обстоятельства, встревожившие его какой-то несуразной неправильностью. Немного в стороне от приютившей оборотня ели был привешен к ветви раскидистой осины добротный походный шатер, и из-под его широко растянутого колышками нижнего края выглядывали мужские сапоги, такие же справные, как и сам шатер.

И эти детали кардинально меняли понимание происходящего. Теперь можно было не сомневаться, что проведывающий оборотня человек — вовсе не бедный родственник несчастного одаренного, тайком сочувствующий беглецу, но не имеющий никакой возможности увести его в безопасное место и обеспечить пропитание. И значит, о доброте и сострадании с его стороны можно забыть, хотя и неимоверно жаль ломать сложившуюся пару минут назад картинку.

Инквар сделал еще несколько коротких, крадущихся шажков и снова замер, услыхав в шатре легкое шуршание сена. Через пару секунд оттуда выглянула растрепанная голова, настороженно оглядела полянку перед елью и по-звериному потянула носом, внюхиваясь в холодный ночной воздух. Искусник невольно сжался от этого простого жеста, ощущая себя зайцем, попавшим под прицел пристального взгляда опытного охотника. На краткий миг ему захотелось метнуться назад, в кусты, на дорогу, но уже в следующий момент Инквар едко усмехнулся.

Нужно было заранее предусмотреть такой поворот событий, и не стоит утешать себя расхожим доводом, что все предвидеть невозможно. Ведь сейчас речь шла вовсе не обо всем, а о необычайно тонком обонянии оборотня. Вот его Инквар обязательно должен был принять во внимание, едва услыхав о том, как давно скрывается в лесу несчастное создание. Ведь чем дольше оно находится вдали от человечьего жилья, тем тоньше становятся чувства, приближающие его к диким зверям.

А голова уже смотрела прямо на искусника, вытянув шею и пытаясь по запаху понять, кого нелегкая принесла в это потайное местечко. Инквар еще раздумывал, как с ней поступить и кем оборотню может приходиться человек в сапогах, как в шатре завозились, глуховато кашлянули и мужским голосом грубо рыкнули:

— Куда? Тебя еще не отпускали.

В серебрившихся под звездным светом уставившихся на Инквара глазах мелькнула тьма, грязноватое лицо беглеца исказила обреченная ненависть, и по сердцу искусника острой болью ударило понимание.

Это был вовсе не оборотень, а женщина, и не так уж мало причин ее появления здесь можно представить. Но несговорчивость с теми, кто мнил себя хозяевами жизни, все же стояла в этом списке на верхней строке.