Нергаль поджег папиросу, отодвинул в сторону плотную ткань. Небо над городом светлело, голые черные ветви деревьев покрывала тоненькая блестящая корочка льда.

«А ведь совсем скоро весна», — подумал полковник и усмехнулся: все шло к тому, что встречать ее приход ему придется уже в Берлине.

* * *

Декабрь выдался черный, бесснежный. Теплый южный ветер дул не переставая, ночной морозец затягивал лужи ледком, однако лишь для того, чтобы днем все опять растаяло и хлюпало под ногами изнывающих от причуд погоды москвичей. Хотелось здорового русского мороза, хотелось настоящей зимы. Гидрометцентр, осознавая свою ответственность перед людьми, упорно обещал обильные снегопады, но с монотонно сизого, низкого неба в лучшем случае моросил меленький противный дождичек. Андрей ходил в длинном кожаном пальто и шляпе, правда, на улице бывал не часто, все больше отсиживался по кабинетам и на совещаниях.

Теперь, когда Дорохов стал заместителем генерального директора, дел прибавилось многократно и времени посидеть и подумать совсем не оставалось. Карьера его в ассоциации, карьера со всех точек зрения стремительная, началась не совсем обычно. Логично было бы предположить, что главную роль в ней сыграл предсказанный им выигрыш в лотерее — и значение это, конечно же, имело, — но настоящую и, можно сказать, всенародную популярность Дорохову принес выигрыш «Спартака» у англичан с совершенно разгромным счетом — шесть: ноль. Такого не мог предположить никто, и даже видавшие виды спортивные обозреватели, захлебываясь от счастья, твердили что-то неразборчивое о Фортуне. Англичане, естественно, матч опротестовали, что им не помогло, а по Москве среди болельщиков пополз слушок, что есть, мол, один такой человечек, кто счет предсказал, а может быть, и чем мог «Спартаку» и посодействовал. Чем этот самый человечек мог посодействовать — никто в точности не знал, но многие заговорщицки подмигивали и вообще принимали вид загадочный до чрезвычайности. Затем у Алевтины, пышногрудой секретарши со стандартным именем героинь комсомольских строек, украли сумочку с документами, которая после жалобы Дорохову чудесным образом нашлась. Ее в целости и сохранности принес хозяйке участковый милиционер, отказавшийся к тому же от законного вознаграждения. Были и другие случаи, явно выпадавшие из привычного хода событий и самым вызывающим образом противоречившие теории вероятностей.

— Ну и зачем тебе это надо? — спрашивала периодически Маша, когда Андрей заговаривал об очередном произошедшем чуде.

— Людей жалко! — отвечал Дорохов с застенчивой улыбкой.

— Людей?.. — в голосе Марии Александровны звучало явное сомнение. — Жалостливый какой выискался!

И ее можно было понять. Однажды, поджидая Дорохова под коллонами особнячка, она нос к носу столкнулась с Алевтиной, чьи формы любого нормального человека наводили на мысли греховные, а женщин еще и на страшные и неотвязные в своей прилипчивости подозрения.

В то же время, кроме мелких житейских побед, были на счету Андрея и достижения в бизнесе и не замечать их высокому начальству не представлялось возможным. Что ж до непосредственных обязанностей Дорохова, то для ведения работ по исследованию рынка пришлось организовать специальный отдел, в задачи которого входило научно обосновывать оценки и совершенно точные цифры, которые Андрей один выдавал на-гора. Руководить новым подразделением ассоциации взяли одного безумного математика, свихнувшегося на любви к построению графиков и их взаимному сопоставлению и анализу. Неожиданно для себя он открыл, что колебания основных мировых валют в точности совпадают с колебаниями яйценоскости кур породы Леггорн. Удачным было и то, что домашняя птица оказалась чувствительней валютного рынка и опережала его изменения на два дня. Этого первооткрывателя, обросшего и небритого, и показывали многочисленным клиентам, желающим знать причину удивительной точности, с которой отдел прогнозов делал свои предсказания. Для продолжения экспериментов по выявлению взаимозависимости поведения валют и яйценоскости пришлось купить в ближайшем Подмосковье птицефабрику, и на плечи Дорохова легла еще и проблема сбыта яйца и куриных тушек, с которой, впрочем, он легко справился. Бизнес на прогнозах тем временем вовсю процветал, и уже не только отечественные, но и многие зарубежные аналитики и менеджеры не гнушались выкладывать хорошие деньги всего за пару-тройку точных цифр, от которых зависело будущее весьма крупных фирм и корпораций.

С одной стороны, такое положение дел не могло не радовать генерального директора ассоциации, и Шепетуха частенько потирал лапки в предвкушении новых поступлений, но с другой, — тщедушный Семен Аркадьевич смертельно завидовал своему заместителю и посматривал на него весьма и весьма косо. Однако факты говорили сами за себя, и Шепетуха терпел. Чего стоило одно предсказание Андреем паники на Гонконгской фондовой бирже, уже не говоря о драматическом падении франка по отношению к немецкой марке, поколебавшем покой и стабильность в Европе! Несущих золотые яйца кур не принято пускать под нож, и Семен Аркадьевич затаился. Иногда он приходил к Дорохову в кабинет и часами сидел, прислушиваясь к тому, о чем тот говорит с клиентами: все старался таким образом понять природу уникального феномена. Вечерами под видом совещания Шепетуха затаскивал Андрея к себе и, напоив, пытал на предмет наличия у него тайны.

— Нет, — говорил Шепетуха, уже порядочно набравшись, — ты, Андрюха, от меня, твоего благодетеля, что-то скрываешь! Может, у тебя где компьютер зашит, он тебе все и подсказывает?

Впрочем, Дорохову некогда было входить во все нюансы и тонкости его собственных взаимоотношений с номинальным начальством, он был слишком занят делом. Уставал, конечно, как собака, притаскивался домой поздно, а после банкетов или посиделок с Семеном Аркадьевичем еще и подвыпивши, что, особенно поначалу, очень не нравилось Марии Александровне.

Но Маше и самой хватало забот, и не только в институте, где она с недавних пор возглавляла отдел новейшей истории. Из маленькой квартирки они переехали в пятикомнатную в красивом, охраняемом доме в центре Москвы — такие стоят за большими заборами, отделяющими их обитателей от грубой пост-социалистической действительности. Новое гнездышко надо было обставить, и выбор, а потом и заказ мебели занимали у Марии Александровны много времени. В конце концов, все получилось в точности, как она хотела, но чего-то в доме не хватало, и от этого навязчивого ощущения Маша не могла отделаться. Ну да ко всему в нашей жизни привыкаешь, и чувство вскоре притупилось, потеряло свою остроту и стало как бы частью самой Марии Александровны, ее мира, в котором, хочешь того или нет, а приходится жить.

— Не обращай внимания, — говорил Дорохов, когда она под влиянием момента начинала жаловаться на какую-то непонятную ей самой, но явно подступавшую пустоту. — Мы с тобой современные, занятые делом люди — так все живут…

Андрей говорил и другие успокаивающие слова, и Маша соглашалась, она верила ему, потому что хотела верить. К слову сказать, и сам Дорохов теперь частенько бывал задумчив и рассеян.

— Ты понимаешь, — рассказывал он Маше, обняв ее и устроившись с ногами на итальянском диване, — этот сон меня буквально преследует. Я все время о нем помню и, чем больше думаю, тем яснее понимаю, что не сон это… — Андрей замолчал, поцеловал женщину в висок, прижал к себе. — Это какая-то другая моя жизнь. Я вроде бы и сплю, но сознание мое совершенно обычное, дневное, и действую я и говорю согласно собственной воле. Передо мной оживают твои рассказы о Петербурге того времени, о Горчакове и Лорис-Меликове, я даже чувствую сырой, насыщенный влагой ветер с залива и, если сам не участвую в происходящем, то как бы додумываю его, как все мы додумываем то, что могло бы случиться или случается с другими людьми… Как ты считаешь, может быть я начинаю сходить с ума?