– Кайд стал нестабилен. Это плохо.

«Кайд…»

Я молчала. Они плохо поговорили. До трещины размером с каньон в сердце.

Дрейк продолжил, не дождавшись моего ответа.

– Он уже и так слишком силен. И непозволительно эмоционален. Нестабильность именно сейчас может снести его не в ту степь. Опасно.

И что? Сказать Эре, чтобы больше не ходила? Кажется, она сама поняла.

Ничего, Кайд переживет, немаленький. А вот в «Счастливую Судьбу» я завтра загляну хотя бы для того, чтобы поддержать молча.

– Что происходит, Ди?

Теперь Дрейк просил именно ответа. Моих слов. Я развернулась, а внутри почему-то ощущение, что повержена я сама. Айрини было плохо, и тоскливо сделалось мне.

Я пожала плечами.

– Наверное, все будет хорошо. В самом конце…

На меня смотрели с тревогой, волнением. У меня есть тот, кто поддержит, кто не даст упасть. У нее пока нет.

И попросила совсем как в детстве:

– Просто обними меня.

Утро, а итальянский открытый рынок для поваров уже гудит посетителями, кичится оливковым маслом и красуется бочками с маслинами. В воздухе запах вяленого мяса, томленых томатов, выдержанных сыров, зелени и специй.

Мы здесь за последними. Все потому, что у кого-то скоро день рождения. У Антонио, конечно. Позади уже Индия, Шри-Ланка и Таиланд; в моих руках большой пакет с пряностями, топчется позади здоровяк Дэйн. Он со мной в качестве друга, провожатого и телохранителя. В общем, просто за компанию. Почему он? Потому что ним легко, просто и весело.

– Берите вот эту упаковку, не пожалеете, сеньора! – если бы не браслет-переводчик на моей руке, объяснять бы мне этому усатому дядьке на английском, что я «не парле итальяно». А так все проще. – Сам утром молол, подбирал, букет необычайный. Вам для пиццы, карбонары, фетуччини или брускетты?

– Мне бы… для всего.

– Тогда, вот!

И моему взору предстал вытащенный из-под полога лакированный дубовый ящик с ячейками и крышечками. Очень симпатичный и, по всему видно, дорогой.

– Это для шеф-мастеров. Сорок чистейших ароматов.

То, что нужно, Антонио порадуется. Восемьдесят евро за него я заплатила с огромной радостью. А после повернулась к Эльконто, на которого молодые и старые итальянки поглядывали с любопытством и интересом. На меня, правда, нет, так как думали, что двухметровый блондин, сейчас без плаща, но в черной куртке, джинсах и тонкой серой шапочке, из-под которой выглядывает косичка, моя пара. Ан нет, ошибаются.

Меня эта мысль смешила.

Аромат пиццы, воркующие у тротуаров голуби, чистейшее небо над красивыми домами. Плюс восемь. Надо бы, однако, чаще выбираться в путешествия.

– Слышь, Ди, я вот сразу понял, что нужен тебе в качестве ишака.

Ящик Дэйн в руки принял с кряхтением старого деда. И это несмотря на то, что пузатый пакет, куда мы уже тщательно упаковали в отдельных целлофановых пакетиках (чтобы не смешивались ароматы) штук сто разномастных пряных порошков, носила я сама.

– Не ворчи. Здесь все равно лучше, чем в твоем штабе.

– Не скажи, – Эльконто рассматривал Рим с явным удовольствием. Чего нельзя было сказать о суетном и не очень чистом Дели, который мы недавно покинули, – в моем штабе тоже есть своя прелесть.

– Не спорю. Только здесь светло, а у тебя полумрак и лампочки. И запах спертый.

– Ничего не спертый, у нас новая система кондиционирования.

Спорить бессмысленно – каждому свое.

Я вытащила его в неожиданное путешествие почти два часа назад. Пообещала, что ненадолго, так как к обеду планировала вернуться сама, хотела проведать Эру.

– Скоро уже его увидишь, мы почти закончили.

– Эй, а накормить «носильщика»?

Эльконто комично поднял брови.

Он смотрелся здесь, на улице Деи Фунари, почти нелепо. Слишком высоким и мощным. Вокруг мужчины раза в полтора ниже ростом, а у женщин от взгляда на снайперские плечи взгляды затягивает поволокой. Да, он такой – с виду улыбчивый, открытый. И все же очень непростой, многослойный, глубокий человек. Однозначный магнит для внимания местной публики.

Широкая мощеная площадь, название которой я не прочитала, симпатичный фонтан по центру. Уже топчет ее множество туристических подошв, и кочуют в сумки из окрестных лавок сувениры и магниты.

А у нас в руке по закрытой пицце «кальцоне» – хрустящее тесто, мясо, овощи, томатный соус. Дэйну, судя по довольной физиономии, местная еда нравилась. Мягкий ветерок; купола на башнях, ажурные балконы, лепнина вдоль этажей. За долгое время, проведенное на Уровнях, я отвыкла от вычурности и излишеств. Здесь строения были призваны впечатлять, втолковывать собственную важность, в Нордейле же отличались мнимой простотой. Любой декор там создавался, скорее, для ощущения красоты и уюта, нежели для пафоса.

Но Рим есть Рим. С этим городом не спорят.

– А здесь иначе, – поддержал мои мысли Дэйн. Шуршал в его руках бумажный пакетик; падали на мостовые крошки теста. – Другой воздух… Простор… Не знаю…

Да, Земля есть Земля. Со своими прелестями, со своими напряженными моментами, слишком большим разделением на бедность и богатство. В моем мире всему находилось место: неприметности, вычурности, соревнованию между людьми и странами. Прогрессу, его отсутствию, делению на расы.

– Поел? Теперь домой?

Дэйн поел. Выбросил в урну пакетик, вытер лапищей рот. Положил ладонь на ящик-подарок для Антонио. Вдруг сделался растерянным, взглянул на меня хитро и виновато.

– Слушай, тебя можно попросить об одолжении?

Э-э-э… Как говорится, приехали.

– Можно.

– Тут, понимаешь… такое дело…

Оказывается, он продул в споре с Дэллом и пообещал последнему привезти для оружейной коллекции подарок.

– На какую тему спорили-то?

Ворочалось в груди чувство, что так быстро, как хотелось, мы теперь в Нордейл не вернемся.

– Да насчет диаметра воронки после взрыва «мэмэшки».

Без понятия, что такое «мэмэшка», видимо, какая-то бомба. Но как можно было спорить о взрывных устройствах с лучшим подрывником?

– Ума палата?

Мне скуксили рожу: «Эй, я сам знаю, но ты уж не откажи?» И это просительное выражение в глазах.

– Давай просто найдем у вас какой-нибудь пистолет. Местные модели у него все есть, а вот иномирских…