От первого лица

Что было за два года интересного?

Хороший вопрос. Было ли что-то неинтересное? Собрались в основном парни. Отборные – в прямом смысле этого слова: прошедшие олимпиады всех уровней. Ребята были разные. Даже свои хулиганы. Но это были другие хулиганы. Не шпана с улицы. Очень многие добились успеха.

Сейчас контакт с ними поддерживаете?

Наш финансовый директор – мой соученик. Один из соучредителей – тоже. Я думаю, человек пять в компании – выпускники школы МГУ. Что касается контактов, то сейчас их круг начинается и заканчивается нашей «лабораторией». На остальное не хватает ни времени, ни души.

А почему был выбран военный вуз, а не, скажем, мехмат МГУ?

Во-первых, из-за людей. Я выбирал между физтехом, универом и «Вышкой». Мне очень понравились люди из «Вышки». Умные и интеллигентные военные. Внимательные к своим студентам. Кстати, это было одно из лучших математических образований в стране.

Второе соображение, по которому я хотел попасть в этот вуз, – мне не хватало самоорганизации. И я считал, что здесь, с поистине армейской дисциплиной, избавиться от этого недостатка будет легче.

Ну и как? Улучшила казарма вашу самоорганизацию?

Улучшила, несомненно. Но не казарма: ее у нас практически не было. Первый год – нормальное общежитие, а дальше можно жить дома. Мне помогла система обучения. И в интернате, и в Высшей школе учиться было интересно, но очень напряженно. Не сдал любой из коллоквиумов – из интерната домой. А из «Вышки» – в армию. Дослуживать. И ничего не поможет! Это все знали, поэтому «пахали» по-настоящему.

Кроме того, в вузе пошла специализация. Никому уже не удавалось быть, например, отличником по всей математике. Тот, кто выбивался в одном направлении, был середнячком в другом. И это – нормально. Вуз-то серьезный. Более того, за нашей естественной специализацией внимательно послеживали.

От первого лица

Диалог не по существу

– В общем, расслабиться не давали. Может, только на 4 – 5 курсах. И то – слегка. Работать научили по полной программе. Очень пригодилось в начале 90-х.

– А отдыхать научили?

– Нет. И сейчас не очень умею. Но тогдашние нагрузки были удивительные. С 91-го я года четыре отработал по такому графику: три выходных в месяц, рабочий день – 12 часов. Все кризисы и изменения в обществе остались за бортом. Ваучер отдал теще. Жил, как в подводной лодке. Разве что 17 августа 1991, сдав очередную версию, поехал ночевать к Белому дому…

Это сразу после вуза?

Не совсем. После вуза я работал в одном НИИ в рамках Министерства обороны. Мне опять повезло: и с коллективом, и с начальниками. Некоторые из них вошли в число моих лучших учителей.

И жутко повезло с тем, что я попал именно в тот отдел, где к тому времени уже стояла единственная на весь НИИ «персоналка»! Через полгода это уже была моя «персоналка». А еще через полгода – в 89-м – в ней завелся первый вирус.

Помните, что это был за зверь?

Еще бы! Такое не забывается. Это как первая любовь. «Каскад-1704». Включаешь компьютер, а все буковки твоего текста вдруг начинают ссыпаться вниз и собираться там в кучки. Да еще с таким противным щелкающим звуком!

Я сразу понял, что это вирус: уже можно было прочесть про них в литературе. Вылечил все файлы, кроме одного. Специально оставил «на потом», для себя. Когда появилось свободное время, разложил его по косточкам. Буквально препарировал.

Тогда же появилась идея: заставить программно произвести все действия вируса в обратном порядке. И я написал первую в своей жизни утилиту для восстановления зараженных файлов.

А смысл? Так ли часто приходили вирусы на вашу «персоналку»? При отсутствии Интернета.

Дело в том, что вирусы мне начали потихоньку таскать отовсюду. Принесут: «Женя, разберись». Все это было ужасно интересно. Второй, пятый, двадцатый. После первых шестидесяти препарировать приходилось все реже: становились понятными общие механизмы. И я понял необходимость создания вирусных баз данных. Без них реальная антивирусная защита невозможна.

А еще я понял, что придется увольняться из НИИ. Хотя меня все отговаривали. Даже те родственники, кто в свое время был против моей госкарьеры. Но в 1991-м я ушел.

Почему? Все же складывалось удачно.

Я нашел свое настоящее дело. А оно требовало публичности. Иначе было сложно. На каждую статью – специальное разрешение. Моя деятельность как антивирусного эксперта вошла в противоречие с моим статусом госслужащего. Так Касперский стал штатским.

Вы уже 14 лет возитесь с компьютерными вирусами. Не скучно так долго заниматься одним и тем же?

Я никогда не стал бы заниматься тем, что для меня скучно. И почему – одним и тем же? Это у стоматолога постоянно меняется техника, а зубы те же. В вирусах за два года полностью меняется весь «зоопарк».

Небольшой исторический экскурс: 91-й – DOS-вирусы примитивной конструкции; 93-й – мутирующие вирусы (тут очень помогли полученные в вузе криптонавыки); с 95-го – макровирусы, полное откровение поначалу; с 96-го – вирусы для Windows; с 98-го – вирусы в Linux; 99-й – первый почтовый «червяк», притороченный к посланию. В 2001-м «черви» полезли в дырки уже без открытия их получателями. А сегодня они вообще обходятся без получателя: сами ищут цель, сами себя запускают.

Тут уж точно не заскучаешь.

Как организована работа вашей компании?

Вообще-то это коммерческая тайна.

А если отвлечься от коммерции? Как устроена «Лаборатория Касперского»?

Скажу только за технический департамент, откуда я, собственно, родом. Это три основные группы. Программисты разрабатывают собственно продукты. Тестеры их, соответственно, тестируют. И наша антивирусная лаборатория – 25 профессионалов, из которых 7-8 исследуют новые вирусы и добавляют их в базы. Остальные разрабатывают новые технологии, собственно антивирусный функционал. Его в готовом продукте отдельно не видно, но он – мотор всей технологии.