— Что с водкой?

— А что с водкой? — пожал я плечами. — Ах да! Армяне готовы уступить за два «лимона».

— За два, говоришь? — задумался Ярдов. — Дорого. Сторгуйся за лимон.

«Ка-ак дорого? Вроде за три был готов?» — подумал я, а вслух покорно произнес: — Хорошо, попытаюсь.

— Хотя погоди, — опять задумался Ярдов, — в задницу твоих армян. Сами сделаем.

— Черт, вспомнил. Посмотри, какая водка появилась. Знакомый бармен угостил. «Белуга» называется. — Я вынул из шкафа бутылку и поставил перед Ярдовым.

— А что пустая?

— Выпили с ним.

— Найди мне хозяев. — Ярдов повертел бутылку и бросил в мусорное ведро.

— Уже, — похвастался я. — владелец некто Аблитаров из Омска. Я связался с ним. Готов прилететь, когда скажем.

— Завтра пусть прилетает.

Аблитаров прилетел первым же рейсом. Встреча длилась меньше двух минут. Ярдов с ходу предложил триста тысяч долларов. Аблитаров попросил миллион. Ярдов взбесился и прогнал Аблитарова, обозвав его борзым гопником. Через два года «борзый» Аблитаров продал «Белугу» «Синергии» за двенадцать миллионов долларов. В очередной раз я убедился, как брутальный образ крутого пацана убил в Ярдове тонкое чутье предпринимателя. Но Ярдов переживал недолго. Месяц спустя он сообщил, что учредил с Генераловым, бывшим министром топлива и энергетики, совместную водочную компанию.

— Завтра вечером ничего не планируй. Встречаемся с Генераловым в ресторане Carre Blanc.

Несмотря на пятницу, ресторан был пуст. Лишь два бритых господина с рацией в ушах бесшумно болтали в углу зала. Не дождавшись портье и бросив куртки на стойку гардероба, мы спешно направились к столу Генералова.

— Извините за опоздание! Пробки, — соврали мы.

— Позвольте представить моих коллег. — Лицо Генералова не выражало ничего и в течение всего ужина оставалось гранитным. «Ему бы в покер играть», — подумал я. — Султан Серебров, генеральный директор «Русского алкоголя», и его зам Касьян Вадимов.

— А это мой директор по маркетингу. — Ярдов поворотом головы показал на меня. — Предлагаю его сделать руководителем проекта. У него большой опыт создания брендов. А еще неплохо разбирается в винах, так что ему и карта вин в руки.

— Насчет вина — явное преувеличение, — робко возразил я.

— Не скромничай! Закажи Petrus, но только 82-го года.

Chateau Petrus 1982 стоил 4490 евро. Строчкой ниже в карте значился Petrus 1981, но уже за 1990 евро. Я отвел в сторону сомелье:

— Мы возьмем Petrus 81 — го года. Но вы могли бы декантировать его так, чтобы гости не видели год урожая?

— Полагаю, лучше нанять иностранных дизайнеров. Что вы думаете об этом? — обратился ко мне Генералов.

— Не знаю, — замялся я, — и у нас есть дизайнеры не хуже западных. Водка все же русский продукт. У иностранцев иная ментальность, иная эстетическая культура. Боюсь, мы получим водку a la Russe. Помните образ русского Ивана Драго, которого сыграл Шварценеггер? Я бы предложил питерскую команду Coruna. Ребята крепкие, мы с ними делали дизайн упаковки пива, пельменей и много чего еще.

— И в Москве много сильных агентств, — включился в разговор Вадимов, — Buzina Branding, Zadrot WPF.

— Кто? Задрот? Какие они нах… на фиг дизайнеры? Я им даже сортир не доверил бы расписать, — непонятно, отчего Ярдов был зол на Zadrot.

— Позвольте все же настоять на западных специалистах, — Генералов был все так же невозмутим.

— В таком случае предлагаю соломоново решение. Давайте привлечем сразу два агентства. Западное финансируете вы, а мы финансируем «Коруну». Предлагаю выпить за это. — Не дожидаясь остальных, Ярдов пригубил вино и выразительно причмокнул.

Покидая ресторан, я признался Ярдову в подмене вина. Он сначала вскипел, потом зашипел, но быстро остыл и, довольный, улыбнулся.

Coruna, увы, отказалась от сотрудничества по этическим соображениям. Как объяснил Ким, владелец агентства, они не работают с социально опасными продуктами и политиками. Так что выбор остановили на московской «Бузине Брендинге» и на Claessens Brand Design Specialists из Амстердама. В портфеле голландцев были такие работы, как Stolichnaya, Kremlevskaya, Wyborowa, Ketel One.

Уже на следующей неделе Султан Серебров, Касьян Вадимов и я вылетели в Голландию знакомиться с Claessens. Остановились в отеле в центре Амстердама, неподалеку от Музея Ван Гога. Я предложил сходить туда. Когда еще представится такая возможность? Ребята согласились, но музей по понедельникам не работал. Стоя у входа в музей, мы решали: куда себя деть? Встреча с голландцами завтра, ужинать еще рано, бродить по городу зябко. По обе стороны от входа в музей возвышались бетонные кашпо, полные навоза. Из них, не ведая стыда, росли жирные подсолнухи. Пахло метаном, но проницательный Султан умудрился учуять иной запах — манящий аромат травы.

— Ван Гог, братцы, никуда не денется. Мы еще не раз здесь будем, — резонно заметил он. — у меня предложение заглянуть в кофешоп, а потом поужинать в ресторане. В индонезийском. Я угощаю.

Я ни разу не курил никакой травки, потому как не умел затягиваться и до сих пор не умею. Вот и сейчас Султан курил и философствовал о бренном, Касьян созерцал окрестности, кормя уток в канале, а я заказал себе кофе и чего-нибудь съестного. Ну, очень хотелось есть.

— Cake or chocolate, sir?[74] — предложил бармен.

— И больше ничего? Тогда чоклейт. — Бармен кинул мне в блюдце малюсенький кусочек мрачного шоколада размером в мизинец. Мне показалось это ничтожным, я попросил добавки.

— Yes, sir, it’s not enough to you[75].

Индонезийская кухня, которую я пробовал впервые, не впечатлила. То есть вначале не впечатлила. Я не решился заказать блюдо из летучей мыши с рисом, запеченное в полых коленцах бамбука. А взял привычный мне сатай — шашлык из козьей печени и креветок на маленьких шпажках. Что заказал Султан, я не запомнил, хотя еще в кофешопе грозился съесть обезьяньи мозги. Касьян ел обычную лапшу. А пили мы туак — редкую гадость из сброженного сока сахарной пальмы. Через полчаса мне стало хорошо, то есть совсем тревожно. Пространство перед глазами стало искривляться по краям, закругляясь в сферу. Официантка с выпуклым животом, покрытым коричневыми чешуйками, которые скрипели при ходьбе, заговорила по-армянски:

— Are you okay?[76]

— Касьян, представляешь, она говорит по-армянски.

— Она говорит по-английски. Ты в порядке?

— Более чем. Во мне сейчас три сознания: актуальное, коллективное и детское. Актуальное с детским бьются в поддавки, а коллективное следит за тем, чтоб не мухлевали.