в то же самое время непохоже на трансцендентную туманную поэзию романтиков-«фосфористов»! Францен правильно констатирует: «Встречающееся в стихотворении «Свеа» соединение обоих родов поэзии, хотя, быть может, и неумышленное, показывает, как думал Тегнер относительно раскола, возникшего тогда на шведском Парнасе. Не унижая старой словесности, он сам приготовил новую, но никогда не приставал к «фосфоризму». Вот его собственные слова: «Немецкие теории с господствовавшею в поэзии таинственностью были мне противны. Переворот в шведской поэзии считал и я необходимым, но его можно и должно было произвести более самостоятельным образом. Новая школа казалась мне слишком отрицательной, а ее критические выпады — слишком несправедливыми. Поэтому я в войне не принимал участия, за исключением кое-каких шуток, которые я в письме и на словах позволял себе».

«Свеа» сблизила Тегнера, с одной стороны, со стариками из Академии, в Несторе же старых «густавианов», маститом поэте Леопольде (1756-1829), он обрел искреннего друга и почитателя; с другой — заставила «фосфористов» чутко прислушиваться к нему и несколько умерить свои нападки на возможность использовать старые академические формы для отражения идей современности. Однако взаимоотношения Тегнера с «фосфористами» оставались на всю жизнь обостренными. В эпиграмме «Металличность» («Metalliteten», 1815) Тегнер зло осмеивает манерность и туманность «фосфористов».

Природы ухо — есть металл:

Клинг-клингелли-кланг!

Язык как отзвук духа стал:

Плинг-плингелли-планг!

Философ — головой — металл:

Клинг-клингелли-кланг!

Звенящий бубенец — германским эхом стал:

Плинг-плингелли-планг!

Для Тегнера мир, в котором царят реакционные и упадочные туманные философские идеи шеллингианства, должен быть уничтожен. Свое саркастическое новогоднее стихотворение на 1816 год («Nyaret») Тегнер заканчивает:

Ура! Религия — есть иезуит, —

А якобинец — людское есть право...

И ворон бел, и вольный мир открыт, —

И — да здравствует папа и дьявол!

Поеду в Германию, — учиться у мудрых поэтов

Искусству творения там злободневных сонетов:

С новым годом, — с мраком и убийством,

С ложью, глупостью и суетой!..

Надеюсь, нашу землю ждет твой выстрел —

Своей ее ты пулей удостой...

Она, как многие, полна тревоги быстрой, —

Но усмирит ее — в упор твой выстрел...

Ближе всего был Тегнеру «Готский союз», хотя он никогда не мог полностью согласиться с ультранационалистическими тенденциями Рэфа, мечтавшего о кулачном праве средневековья и противника культурных завоеваний человечества, следовательно, являвшегося как бы предшественником современного фашизма.

В 1812 году Тегнер, не достигший еще 30 лет, получает в Лундском университете самостоятельную профессуру по греческой словесности и в виде побочного дохода по примеру большинства профессоров — «пребенте», т. е. пасторский приход с обязательным посвящением одновременно в пасторы. В продолжение многих веков эта традиция при шведских университетах была формой контроля и «духовного» влияния на профессуру, на которую передовые молодые профессора смотрели лишь как на необходимое зло, бороться с которым, однако, не решались

V

Ближайшие двенадцать лет (1812-1824) являются в жизни молодого блестящего профессора Эсайаса Тегнера самым ярким, самым жизнерадостным и плодотворным периодом в его творчестве. Шумный успех «Свеа» и общее признание исключительного таланта молодого поэта окрыляют Тегнера, и он приступает к созданию своих больших поэтических полотен, поставивших его в ряды мировых классиков начала XIX века.

«Готский союз» выбирает Тегнера в том же году своим действие тельным членом, и он становится активнейшим сотрудником журнала «Идуна». Литературное течение, образовавшееся вокруг «готов», представляется Тегнеру как средостение между французским «академизмом» и немецким «фосфоризмом».

Выросшие, в сущности, на общей почве романтизма, «готы», так же, как и «фосфористы», оперируя главным образом национальным прошлым, стремятся отразить в своих произведениях личность, противостоящую обществу, личность исключительную. Это преклонение перед личностью вполне отвечало мыслям Тегнера, впитавшего в себя весь пафос подымающейся буржуазии, но он ищет своего героя не только в прошлом, для него в настоящем таким героем является Наполеон. Тегнер не разделяет ненависти «фосфористов» к Наполеону. Идея «Священного союза» ему противна. Все его симпатии на стороне Наполеона. Еще в 1799 году в бытность у Мюрмана в качестве домашнего учителя Тегнер вспоминает, что «при распространившемся тогда слухе о смерти Наполеона в Египте я написал большую лирическую поэму. Мюрман, большой поклонник Наполеона и вообще героев французской революции, сам писавший стихи, с большой похвалой отозвался об этом произведении». В 1813 году Тегнер публикует своего «Героя» («Hehlten»), в котором оправдывает «победоносный полет орла в лучах сияющего солнца».

Видишь, том, где мощь большая,

Вечен взмах могучих крыльев.

Виноват ли в том орел?

Голубь клюнет, напевая,

Он же рвет добычу силой,

Там, где солнца путь прошел...

Разве буря, воя, спросит,

Или спросит гром гремящий,

Над землей неся свой гул,

Коль цветы, сломав, уносит

Иль влюбленных пару в чаще

Неожиданно спугнул?

Что старо, — уходит в вечность,

И знакомое ученье

Ни к чему нам повторять...

Все уходит в бесконечность

И должно из разрушенья

Вновь здоровым расцветать!

Когда Наполеону удалось бежать с острова Эльбы и тем самым создать угрозу Венскому конгрессу, Тегнер пишет в 1815 году «Пробудившегося орла» («Den vaknande ornen»), в котором с радостью приветствует «грозного орла, парящего над стаей воронов». «Берегитесь, — восклицает Тегнер, — берегитесь, мелкие стервятники, — мститель близок, он прекратит ваш разбойничий дележ!»

Как ночь, расправляет он крылья ветров,

Молньеносные бури неся...

И страх, над вороньею стаей вися,

Твердит: — берегитесь, вам, хищники, мстя,

Судья кончить пир ваш готов!

Над трупом Европы спокойно воссев,

Вы рвете кусок за куском, —

Порою лишь каркнув тупым голоском,

Что ворон, мол, бел, что свободно кругом...

Таков ваш вороний напев!

Ну что ж, защищайтесь!

Часы подошли...

Посмотрим, на что вы годны...

Он, подвигов сын, он грядет с вышины.

Шумящие крылья все ближе слышны...

И когти, как круги Земли!

Лети, королевский орел! Ты умел...

Сверши свой полет еще раз!

Чтоб дрогнула мразь, что на тронах сейчас,

Чтоб тот, кто крылатым стал, взвился в свой час, —

И к солнцу, — да, к солнцу взлетел!

В этом же восхищении перед трагической судьбой героя проходит у Тегнера его преклонение перед «Карлом