— Не горюй! — Поппея без слов всегда угадывала мысли Нерона. — Он ведь совсем еще ребенок. Да, в первом бою у него вышло чуть похоже как у этакого, как ты говоришь, матадора…

— Очнись, мать! — Нерон вскочил на ноги. — Ты сравниваешь нового императора с … с…?!

Отец действительно опасался, как бы не приравнивали сына к бесстрашному матадору… Не зря выход мелкого тираненка был заявлен как игровое представление «Охота на говядо». Не больше, чем очередное развивающее занятие для юного правителя. Нерон запретил публике решать судьбу добычи — чтоб не приравнивать театрализованное добивание полуубитой скотины к поединку. Настоящему, с противником — гладиатором, хищным зверем…

— Прости, — Поппея побледнела. Оба долго молчали. Поппея без слов всегда знала мысли Нерона:

Траян не свернулся матадором, призывая к помощи: он был готов получить завоеванную смерть, не зная, что в кошерриде[17]брутальное копье вечно перечеркивает чаяния зрителей.

Траян приказал Бруту во время второго спектакля не вмешиваться.

Траян не позволил забитому Брутом матадору срезать уши — не взирая на лицемерное махание платочками в трибунах…

— Да ладно, — Нерон положил руку Поппее на колено и прикусил губу: нет, то, что он собственноручно еще тайком насыпал обоим матадорам щебня в туфли — об этом он точно промолчит…

* * *

— Откуда у тебя эти матадоры? И кошеррида? Ты обещал выложить! — Поппея не отступала, с интересом теребя в ладони ухо матадора. — Траян тоже хочет знать!

— Осторожно с кровью! — Нерон предупредил. — У них там в крови чума.

— У каких у них? Где? — Поппея выпытывала.

Нерон развел руками:

— Ну, теперь, когда все следы убиты, могу рассказать — только вам: верьте или нет, другие все равно не поверят, рассказывайте, кому хотите.

— ?

— Сенека путешествует во времяпространстве. Колдовство это или наука — я не знаю, Сенека называет это трансхронолокацией. Так он мне и сказал: «Могу посмотреть, как люди живут через два тысячелетия и рассказать тебе, но в одиночку боюсь: выдели спутника!» Я отправил с ним Брута с боевой коляской: чтоб рассказал, как двадцать веков спустя борются гладиаторы. И знаешь: они обтрансхронолоцировали весь мир, но нашли только этих клоунов. В родном городе Сенеки.[18]У христиан борьба такая: на шестеро скотин сто убойщиков, трех покрасивше называют матадорами или глянцеубойщиками, те полубитое говядо приканчивают, танцуя. Брут в трибунах вздремнул, а после игры Сенека его влоцировал в помещение, где те все трое собрались перед зеркалом — проверить, не взъерошился ли в разгаре пляса волосок. Брут им указал мечом на коляску. И тут возникли осложнения: те — там, с будущего — понимаешь, они смерти не знают. Вообще! Они там живут по семьдесят лет и подыхают в постелях. Они видят смерть только на картинках — те у них аж подвижными бывают. Сенека Бруту это уже рассказывал, а тот не совсем поверил: подчинения ожидал, нападения ожидал, но не болтовни. Один из тех глянцерубов с горем пополам говорил по-нашенски: перекрестившись[19], давай распространяться о ценности человеческой жизни… У Брута было мало времени, он принял правильное решение: одним пожертвовать, дабы двоих загнать в кулек. Эти мужики, видимо, вообще не видали, что у человека в брюхе — как этакие плебейские девы. Пока Брут пинал по полу кишки говоруна, оба оставшихся уже бледнолицыми были на сидениях.

— Спасибо, милый! — восторгалась Поппея. — Траяну понравилось! Мне тоже. Приведи Сенеку ко мне: я хочу и его поблагодарить!

— Он не может прийти, — Нерон посмотрел на Поппею с загадочной ухмылкой. — Коли хочешь, можем пойти к нему.

— Мне идти к нему? — Поппея в недоумении пялилась в Нерона. — Ну, давай, пошли.

Она обняла сына:

— Пойдем, поблагодарим деда Аннея за потеху!

Они продвигались по оливковой аллее. Шепот ветра постепенно приносил странный звук. Вроде голос — но определенно не человеческий. Непривыкшему уху. Привыкшему — все-таки человеческий. Но нечеловечный…

— Там кто-то посажен на кол? — Поппея спросила.

— И угадай, кто? — Нерон улыбнулся.

Не получив ответа, он продолжил:

— Я не знаю, как Сенека путешествует во времени. Знаю только, что там хозяйничают христиане. И у них там, в этом будущем, всякие чудеса. Как бы ни было, время течет вверх … Мой век здесь и сейчас. И ты знаешь, каково варварам, когда мы снисходим к ним со своего века. Как канал будущан к нам Сенека опасен. Я спрашивал его, как он это делает. Он сперва не раскалывался. Когда я пригрозил, стал рассказывать так, что ничего не понятно. И так шаг за шагом, а толку ничуть. Я Сенеке не доверяю. Конечно, верный Брут за ним присматривает, на него могу положиться как на родную мать[20], но… Нет, именно из-за этого: пойми, он дурак, может не заметить и не понять… Так, вот, Сенека нынче сидит…[21]